Оливер Хьюз, «Тинькофф»: «Ничего круче, чем русский потребитель и рынок, я не вижу нигде»

Очередным героем проекта «Русские норм!» Елизаветы Осетинской стал председатель правления и акционер «Тинькофф банка» Оливер Хьюз. Главное — в материале DK.RU. — Про кризис, связанный с COVID-19. К сожалению, множество людей несколько месяцев жили без дохода. И так не бывает, что они потом вышли дружно — и все восстановилось полностью. Мы в «Тинькофф» считаем что пока не известно, как все это сказалось на экономике и на состоянии наших клиентов. Поэтому мы все еще немножко в осторожном режиме. Но если брать наши показатели, то да, кризис закончился. Как вы говорите по-русски, мы надеемся на лучшее, но готовимся к худшему всегда. Потому что за короткую жизнь — группе «Тинькофф» 13 лет — это наш третий большой кризис. Мы получили прививку в 2008 году, спустя полтора года после запуска. И мы постоянно живем в ожидании следующего кризиса. Мы можем быстро расти, наращивать портфель, наращивать прибыль, запускать новые бизнес-линии, инвестировать в бизнес, но одновременно мы всегда готовы к торможению и к приземлению. Потому что каждые пять-шесть лет это бывает, исходя из нашего бизнес-опыта. Меня немножко раздражает, когда я читаю, что был доковидный мир, а теперь стал постковидный. Это испытание, через которое мы все прошли за последние три месяца, точно ускорило тренды по переходу в онлайн и дистанционность. Но потребитель не сильно изменился. Не было революции: как он вел себя раньше, так ведет себя и сейчас. Изменилась наша работа. Мы поняли, что можем жить в облаке в постоянном режиме — без офиса. До кризиса у меня были некоторые олдскульные сомнения, насколько это возможно, а потом бац — за неделю все перешли в облако. Это было в начале марта, мы были одной из первых компаний в России, сделавших это. И ничего не сломалось. Соответственно, мы не вернемся в офис. Это будет место творчества, дворец культуры. Место для встреч, для тимбилдинга, для обучения. Но этот феномен, что ты сидишь в офисе с десяти до семи пять дней в неделю, этого не будет. — Мы участвуем в программе кредитования зарплат — это госпрограмма, которая точно помогала бизнесу. Был большой спрос. Он позволял закрыть кассовый разрыв тем, у кого не было оборота: платить зарплаты, платить контрагентам и сохранить бизнес. Это достаточно длинные кредиты, субсидированные. Это очень идеологически правильная программа. И, конечно, реструктуризация кредитов. У нас маленький портфель по кредитам для малого и среднего бизнеса, но мы наращиваем его и хотим стать игроком на этом рынке. — Он (Олег Тиньков) мне сказал осенью прошлого года, что у него острая лейкемия в очень тяжелой фазе. Естественно, это был шок. Бедный Олег! Но сейчас это излечимая болезнь. Мы видели, как он проходил через первые этапы лечения. И он очень сильно их прошел. И он вылечится. Он крепкий, физически сильный человек. Но, естественно, это было эмоционально тяжело. Про налоговые претензии — это вопрос Олега. Он с ними разбирается. Нам нечего тут сказать. Понятно, это привело к вопросам у инвесторов. Но это личные вопросы Олега, а я отвечаю за бизнес. Конечно, было тяжеловато. Это был такой момент испытаний, но они бывают в бизнесе. — Есть «Тинькофф». Это бренд, это группа компаний, команда, некая сущность. Я где-то говорил, что Олег — наш духовный отец. Это так. Он стратег, гениальный чувак, очень сильный предприниматель. Но он не занимается операционными вопросами. Он не знает, какие у нас процессы по организации, дизайну, запуску и по инвестированию в какие-то проекты. Мы в этом плане самодостаточные. Раньше об этом не говорили, потому что просто не думали. — Я покупаю что-то на рынке. Часто бывает, что человек не хочет принимать карточку и просит перевести на счет в Сбербанке. Но я все больше вижу, что у этого человека два счета. Я уточняю: «А можно на “Тинькофф?”» Он говорят: «Ну да, хорошо». По умолчанию все говорят «сбер», но чаще всего у них есть и «Тинькофф», потому что это выгоднее. Потому что мы не берем комиссию за эти переводы. И у нас другое качество обслуживания. Это ответ на вопрос, как конкурировать с госбанками. Мы даем абсолютную свободу маневра молодым людям, 25 лет, которые проводят тесты, потом проводят анализ этих тестов, показывают широкому кругу людей. Мы технологически, инновационно созрели как организация и, может быть, стали менее хулиганистыми. — Я сформировался в России. Поэтому я безумно благодарен людям в окружении, в котором я провел последние 20 лет. И безумно благодарен России за эти возможности. Потому что ничего круче, чем россияне, которые строят бизнес, ничего круче, чем российский потребитель и российский рынок, я не вижу нигде. — Здесь очень много бизнес-возможностей. Но тяжелее привлечь капитал. Очень маленький рынок капитала. Есть определенные нюансы работы в России, которые влияют на рынок капитала. Они достаточно очевидны. И люди, которые могли бы своим умом растить бизнес здесь, растить новые рынки, открывать новые бизнес-модели, они уезжают делать это за границей. — Проблемы, про которые мы говорим — отсутствие рынка капитала в России, инвестиционный климат — начались задолго до этого. Мне кажется, в правительстве есть понимание этих проблем. И такие компании, как «Тинькофф», «Яндекс», Сбербанк, Mail.ru Group, куча других публичных и непубличных компаний, показывают, что может здесь делаться классный бизнес. Здесь лучшие кадры, особенно в области технологий, работы с данными, дизайна. Классный рынок, очень прогрессивный потребитель. — В Англии политическая среда, конечно, сильно изменилась. И то, что там происходит, мне дико не нравится. Происходит деградация политических фигур. И я считаю, что это потому что СМИ Великобритании настолько дикие и зубастые. Когда тебя под лупой рассматривают, ты уже не можешь быть нормальным человеком. 30 лет назад у политика в Великобритании была свобода быть человеком со своими негативными и положительными сторонами. Были интересные, многоуровневые личности. Сейчас, если ты не mainstream, тебя просто убивают в СМИ сразу. И поэтому в политику входят скучные люди, которые вообще не имеют способности думать по-другому, не творческие. Мне ничего не нужно. Я никогда не работал ради денег. Денег должно быть достаточно, чтобы жить, это понятно. А вот какие-то яхты, машины — мне это вообще абсолютно все равно. — Я жил в СССР в 1991 году, последние шесть месяцев существования Советского Союза. Было очень интересно, хотя и дико тяжело. Я влюбился. Не было еды, был жесткий дефицит. Но это были интересные времена. И еще существовали меры контроля за иностранцами. Была территория отсечения — 40 км вокруг Москвы. А дальше никуда нельзя выезжать без разрешения. Но я, конечно, по всему Советскому Союзу путешествовал. Видел много всего. И влюбился в вашу страну, потому что она просто невероятная.