Что после кризиса?

Лето 2020-го, в отличие от предыдущих, особенное. Надо бы отдыхать, ехать и лететь «на моря», но границы закрыты. Мешает коронавирус, вернее, его последствия. По оценке авторитетных экспертов мировой ВВП, в том числе и России, в этом году сократится на 3-5%. Эти цифры кажутся не самыми большими. Но коронавирус уникален своим влиянием не столько на экономику, сколько на жизнь общества. Директор Всемирного Банка от России Роман Маршавин считает, что страна может быстрее и успешнее, чем многие другие, выйти из кризиса, благодаря трудолюбию, самоотверженности и образованности людей, в т.ч. «хорошей научной базе, доставшейся от СССР». А директор Центра перспективных экономических исследований при АН Республики Татарстан Марат Сафиуллин полагает, что республика, как составная часть РФ, имеет большой запас прочности: ей удалось диверсифицировать экономику и инфраструктуру, реализовать ряд социально-экономических программ. Коронавирусный кризис обнажил социальную незащищенность обычного человека, неготовность государства, даже «социального» на словах, гарантировать условия существования малого и среднего бизнеса, занятость квалифицированных рабочих и служащих – «среднего класса», считающегося основой устойчивости современного буржуазного общества. Время вспомнить как сегодняшних, так и подзабытых классиков научной мысли – критиков капитализма. Владимир Соловьев, сын выдающегося российского историка Сергея Соловьева, еще в конце XIX века ввел в научный оборот понятие «нравственная экономика». Он считал, что говорить об экономическом прогрессе общества можно лишь при переходе от капиталистического производства, истощающего и оглупляющего человека, к «нравственной экономике». Одной из причин антагонизмов, возникающих при капитализме, говорил он, является так называемая экономическая наука, изгнавшая из своих построений нравственность, в ней нет понятия добра и зла. Его не гипнотизировала западная экономическая наука, уже тогда активно насаждаемая западниками в России. Очень настороженно к ней относились Ф. Достоевский, К. Леонтьев, Л. Тихомиров, В. Кокарев и др. Западная политэкономия, призванная обосновывать и сохранять капиталистический порядок, четко отделила хозяйственную деятельность человека от нравственной, считал Соловьев, начиная с классиков – А. Смита и Д. Рикардо. Он называл ее «либеральной» или «анархической». Сегодня план Путина-Мишустина по восстановлению экономики России можно считать поворотным рубежом в смысле отхода от теории и практики неолиберализма с его пренебрежением социальными функциями государства и назревшей политикой социально-экономического развития, в центре которой должен быть человек. «Экономика знаний», «интеллектуализация труда», «примат нематериального» и т.д. – вот, что сейчас на слуху. Хочется сказать, что все это не ново, что это и есть та самая «постиндустриальная экономика», превозносимая Западом в течение десятилетий. Но при ее определенной креативности она не отвечает нравственным критериям, предъявляемым к экономике, скажем, Соловьевым. Ведь и сфера услуг, несмотря на ее ускоренное развитие и даже доминирование в ряде стран над отраслями материального производства, по своим целям, как и материальное производство, не является нравственной, подчинена главному – получению прибыли. Это убедительно доказал коронавирусный кризис. Есть, правда, исключения. Так, давно утвержденные в ЕС правила отношений между производителем и субпоставщиком, определяющие развитие долгосрочной кооперации, исходят из такой неэкономической категории, как честность. Это и понятно, иначе говорить о каком-то долгосрочном сотрудничестве не приходится. В России пока нет и таких правил. Вот почему в течение последних двух десятилетий можно наблюдать возникновение и развитие так называемой креативной экономики, которая связала бы в единое целое культуру, технологии, особенно информационные, и экономику на микро и макроуровнях. Составными элементами выступают инновации, человеческий капитал, новые товары и услуги, увеличение доли наукоемкой продукции в производстве и ВВП, специализация и кооперация субъектов инновационной деятельности, высокая наукоемкость производства и высокий профессионализм работников. Все эти составляющие известны как элементы интеллектуальной деятельности, то есть сферы услуг, формирующих постиндустриальную экономику. Да, это так, но надо признать, что цель этой деятельности до сих пор не человек и его защищенность в обществе, а лишь «человеческий капитал», использующий творческую энергию личности в интересах капиталистической экономики. Целью же креативной экономики является обеспечение экономического, социального и культурного благосостояния личности и общества, а также социального согласия: «Creative and Cultural Economy (Industry)» - «ККИ». По данным профессора ВАВТ Натальи Родыгиной (см. ее с соавторами статью «Креативная экономика: зарубежный опыт развития», «Международная экономика», №7), капитализация «творческих индустрий» в мире достигает 2,3 трлн. долл. с числом созданных рабочих мест – более 30 млн. чел. В статье рассматривается опыт Германии и Китая, в экономике которого сфера услуг (46%) уже превысила промпроизводство (43%). В плане возможного заимствования опыта этих стран особый интерес представляет креативная экономика Германии, «обладающая большим потенциалом роста». Оригинальна ее организационная и финансовая основа: если в 2008-2014 гг. развитие креативной экономики было ответственностью Министерства экономики и коммуникаций, то с 2015 г. – задачей Министерства культуры (!?). Авторы считают, что «опыт Германии может быть применим и в России». Такого же мнения, но в более широком плане, придерживается известный экономист Николай Стариков. В статье «Как Германия развивает экономику – пример для России» (Яндекс Дзен, 26.06.20) говорится, что экономическому росту, экспорту и производительности труда (конкурентные преимущества) Германии способствует уникальная банковская система. 2/3 банковских активов приходится на сберкассы, муниципальные и земельные банки – так называемые «нечастные банки». Их задача – не получать прибыль, а заниматься развитием территории, на которой они расположены. Более 80% производства и ВВП в Германии создаются малыми и средними предприятиями, именно эти банки финансируют и во многом определяют перспективы их деятельности. Ценность немецкого опыта для России еще и в том, что частично экономика Германии, члена Евросоюза, неподконтрольна своему правительству, обязанному следовать экономической политике ЕС и ЕЦБ и принадлежности к зоне Евро. В отличие от Германии, считает Н. Стариков, российские власти более суверенны и в любой момент могут ограничить внешнее влияние. Достойно уважения, как немецкие власти, при всей их подчиненности «внешним силам», до сих пор успешно отбивают атаки на свою экономическую, особенно, банковскую, систему и политику от пагубного влияния бюрократии ЕС и американских глобалистов.