Почему развитие технологий — не панацея от кризисов
Правительство уже реализует одобренный президентом план по восстановлению российской промышленности. Насколько были правы составители плана в своих опасениях, покажет время, но одинаковые промежутки времени, отделяющие один тяжелый момент от другого, не могут не броситься в глаза. Существуют ли на самом деле циклы роста и упадка и стоит ли вообще на них обращать внимание? Попытаемся разобраться. То, что экономический океан — точно так же, как океан обычный — подвержен приливам и отливам, одним из первых заметил Маркс, довольно подробно описавший в «Капитале» несколько циклов в хлопчатобумажной промышленности Англии. Застой сменялся там процветанием, кризис — улучшением, в общем, все как и теперь: рост, пик, падение, дно и снова рост, пик, падение… Впрочем, идеальной математической точностью описанные классиком циклы не обладали: 11 лет, 7,5 и т.д. Более красивая картинка получилась у марксова ровесника — парижского врача и статистика Клемана Жюгляра, описавшего циклы деловой активности, связанные с заменой старого оборудования, с периодом в 7–11 лет. Английский экономист Джозеф Китчин в 1920 году выделил экономический цикл протяженностью в 2–3 года, объяснив его естественным колебанием спроса и предложения: как только первый повышается, производство разворачивается на полную мощь, в итоге товар забивает склады, заводы сбавляют темпы, запасы товара начинают таять, потом спрос опять идет вверх, и цикл повторяется. Спустя 10 лет американский экономист Саймон Кузнец предложил свое видение ритмики. По его мнению, каждая новая волна в экономике вздымается раз в 15–25 лет, и связано это с демографическими (приток иммигрантов) и строительными (ветшание зданий и сооружений) изменениями. Многие, кстати, находили тут корреляцию и с колебаниями цен на недвижимость. Ну, а самыми, пожалуй, известными являются «большие волны Кондратьева» (К-циклы в 45–60 лет). Их в 1920-е описал наш соотечественник, экономист и теоретик нэпа Николай Кондратьев, обративший внимание на то, что примерно раз в полвека человечество выдает какое-то важное научно-техническое открытие, которое кардинально меняет структуру общественного производства. Такими поворотными изобретениями, по Кондратьеву, были паровой двигатель, железная дорога и электричество. Двигатель внутреннего сгорания и компьютер домыслили уже потом за него (как и многие, экономист пал жертвой репрессий). Кстати, если верить К-волнам, сейчас мир находится на пороге очередной смены технологического уклада, который будет связан с широким распространением какого-то эпохального открытия или изобретения. Но что это будет, пока не ясно — может, пресловутая цифровизация, может, биотехнологии, может, что-то еще. Нетрудно заметить, что все эти периодические ряды были описаны классиками довольно давно. Но на дворе XXI век, мир не только изменился, но и ускорился, став более эклектичным. Так можно ли полагаться на эти циклы сейчас, и вписывается ли в них нынешняя экономика России? — Вообще говоря, экономика с тех времен не так уж сильно изменилась, — считает Владимир Рудашевский, профессор и зампредседателя комитета Российского союза промышленников и предпринимателей по промышленной политике. — По крайней мере смысл экономической деятельности остался прежним. И циклы никуда не делись. Вот только они, вопервых, стали гораздо быстрее сменять друг друга (иногда настолько, что мы даже не успеваем сообразить, что одна волна пришла на смену другой), а во-вторых, они теперь стали гораздо глубже: если раньше эти циклы касались в основном макроэкономики, то теперь доходят даже до первичного звена — производства. А еще гораздо сложнее стало учитывать эти волнообразные циклические процессы в управлении. Управление ведь крайне инерционная вещь. Если посмотреть на систему госуправления сейчас и 100 лет назад, принципиальных изменений мы не найдем. Разве что компьютеры появились, изменились скорость и обоснованность принятия решений. Если раньше гораздо больше было места интуиции, то теперь это знания, цифры, статистика и т.д. А в остальном… Ну что толку, что мы узнаем о существовании того или иного цикла, если управление не сможет этого учесть? А если и сможет, то к тому времени как оно это сделает, цикл уже сменится другим. Поэтому я, например, полагаю, что принципиального значения эта цикличность уже абсолютно никакого не имеет. Ну, разве что с точки зрения чистой науки и какого-то прогнозирования. Да и то, Россия ведь реагирует на общемировые кризисы, а в них задействовано столько сил, что все их учесть просто невозможно. Так что исходить надо из другого — из того, что кризисы неизбежны, и надо не гадать, когда тот или иной наступит, а понимать, как мы вообще должны работать и управлять экономикой в таких условиях. На трудности управления посетовал в итоге и доктор экономических наук, член-корреспондент РАН Руслан Хасбулатов: — О циклах подозревали еще в колониальные времена, когда губернаторы отписывались своим министрам в Лондон из Северной Америки и Индии о процессах, связанных с торговыми кризисами. Потом появились финансовые, финансово-экономические, экономические, и в конечном счете где-то в послевоенное время утвердился макроэкономический цикл в 7–10 лет. Что касается кондратьевских волн, так полюбившихся мировой экономической литературе, у меня на их счет всегда были сомнения. Идея, конечно, красивая и элегантная, но, если разобраться по существу, ни одна из этих волн четко не сработала. Ведь, помимо технических факторов, существуют еще и социальные, а они часто отличаются непредсказуемостью, мобильностью и тысячью самых разных вещей, влияющих на них. Вот я, например, как и многие экономисты, ожидал глобальный экономический кризис еще несколько лет назад. Но так как ему предшествовала пора очень низких темпов роста, структурных промежуточных кризисов в отдельных странах Европы, этот мировой спад оказался как бы заглушенным, притупленным. Более «выпукло» и массово он, по всем прикидкам, должен был проявиться в конце этого года, но — сами видите — судьба распорядилась по иному: случился коронавирус, который и ускорил в итоге все процессы. Впрочем, даже такой ускоренный вариант, по мнению экономиста, вполне себе вписывается в упомянутую выше 7-летнюю цикличность: — В 2010 году завершился глобальный финансово-экономический кризис, в экономике вроде как начался подъем. Потом искусственным образом его свели на нет — началась великая европейская рецессия 2011–2013 годов, которая к 2014-му была худо-бедно преодолена, начался опять подъем, который длился несколько лет… Так что с какими-то модификациями и допущениями эта цикличность соблюдалась. Что касается места нашей страны в этой цикличности, то тут, уверен Хасбулатов, все еще сложнее: — У России довольно слабая периферийная капиталистическая экономика, не имеющая своей собственной закономерности развития. Поэтому процессы нашей экономики колеблются в зависимости от направления мощных мировых ветров. Куда они потянут ее за собой, туда она и устремляется. А там сейчас, увы, начальная фаза кризиса. В отличие от прошлых, он усугубляется тем, что две мировые экономики — китайская и американская — смертельно схватились между собой и оказывают огромное разрушительное воздействие на весь мир. Это порождает большую степень неопределенности, тем более что такого вообще-то ранее никогда не было. Пусть слабые, но попытки совместного преодоления мировых спадов были всегда, а тут смертельная схватка двух гигантов, и куда в итоге кривая вывезет, не скажет сейчас ни один экономист. С тем, что мир зашел куда-то не туда, согласился и историк науки Сергей Александров: — Все эти циклы высчитывались в свое время, исходя из того, что в мире происходит некий естественный процесс, который можно описать каким-то периодическим законом. Но на самом деле в экономике естественным процессам очень сильные помехи создают процессы искусственные в виде попыток некоего управления. И это очень резко искажает всю картину. Что касается кондратьевских волн, то их связывают с производительными силами, основными производственными фондами и их старением. В идеале, мы, упрощенно говоря, должны за время работы старого станка скопить достаточно средств, чтобы создать новый. Не просто выпустить еще один такой же, а разработать, испытать, отладить и отправить в серию принципиально новый. Это во-первых. А во-вторых, этот новый станок должен быть кардинально лучше прежнего. И тут опять возникают проблемы. Фишка в том, что капитализм — это система экстенсивно растущая, которая может существовать только до тех пор, пока вне его существует нечто, что можно безнаказанно грабить. То есть пока есть колонии, с которыми можно неэквивалентно торговать, все отлично работает. Как только они исчезают, начинает работать процесс падения норм прибыли, и получение средств на создание нового станка резко отдаляется (что, кстати, открыли еще до Маркса). И это, по словам эксперта, далеко не единственная проблема, отдаляющая нас от прекрасного будущего — кардинально новый станок надо еще придумать: — К сожалению, времена, когда ученому для работы хватало рабочего стола, прошли еще в конце XIX века. К середине XX для этого потребовались уже очень не дешевые лаборатории, а сейчас — мало того, что уж совсем дорогие, так еще и жрущие энергии как среднего размера город. Причем эффективность этих самых лабораторий вовсе не растет. Взять недавнюю историю с якобы прорывным кораблем Илона Маска. Кроме того, что его сделал Маск и в нем есть красивые пультики (вещь для полетов очень неоднозначная из-за своей «глючности»), больше этот агрегат не несет ничего нового. Или все кричат о наступлении нового технологического уклада, замешанного на цифре и биоинженерии, но интернет вырос из боевой системы, созданной 50 лет назад, а о том, что нас вот-вот осчастливят грандиозные открытия биоинженеров, я читаю вот уже 40 лет, причем даже в книгах, вышедших до моего рождения. Я очень надеялся на аддитивные технологии со всеми их 3D-принтерами, но они развиваются гораздо медленнее и в меньших объемах, чтобы стать тем буксиром, который все вытянет. Нанотехнологии, к сожалению, просто заболтали — стали зачем-то развивать самые бесперспективные и бессмысленные направления. Циклы реально сильно подтормаживают. Что же касается денег, то формально колоний у нас вроде как уже нет. Но есть, во-первых, экономические отношения, которые называются неоколониализмом, а во-вторых, в 90-х случилась перестройка, в результате которой громадная часть земного шара, не входившая в капиталистическую систему и не позволявшая вести с собой неконкурентный обмен, была, по сути, этой системе подарена. Это слегка ее подкормило, но ненадолго — мы все-таки пришли к тупику. Выход из него сейчас активно ищут, но это, по мнению историка науки, только усугубляет ситуацию: — Мы уже говорили о бесславных попытках управления экономикой. Прочитав у классиков про то, что капитализм сам порождает своего могильщика — пролетариат, управленцы приняли меры, но исключительно в силу своего понимания ситуации. Раз могильщиком становится развитой, просвещенный, образованный пролетариат, который необходим для новой техники и технологий, значит, решили они, мы не будем его развивать и просвещать, пусть даже это будет стоить нам торможения прогресса. Откат в области образования и пробуксовку в области прорывных технологий, в принципе, фиксируют все. Но не все понимают, что в сумме это все ведет к тому, что новый уклад в будущем может очень сильно смахивать на классическое Средневековье, где жизнь каждого отдельного человека и его свобода отнюдь не являются не только высшими, но и вообще ценностями. Во всей этой печальной картине есть и еще одно обстоятельство, которое на самом деле ее и задает. Несколько лет назад швейцарские, кажется, исследователи подсчитали, что 80 с лишним процентов всех активов нашего мира принадлежит всего 15 или 20 семьям, причем большая часть находится в этом списке уже не первую сотню лет. Скажем, объем хищений на космодроме «Восточный» стал у нас притчей во языцех — только один рубль из четырех доходил до дела, виновные получили реальные сроки. Но мы ведь в этом не одиноки! Несколько лет назад был скандал с Пентагоном, который построил в Афганистане газозаправочную станцию для армии США, доведя процент отката до 99,3 процента! И похожих историй — масса. Так устроена система, и найдется ли сила, которая ее изменит, — очень большой вопрос. Ну а пока сила не нашлась, можно хотя бы попытаться свести честно дебет с кредитом: — Теория циклов может быть полезной и правдивой, если базируется на конкретных экономических показателях, с которыми правильно работают, — уверена профессор РЭУ им. Плеханова, доктор экономических наук Мария Валовая. — А мы сейчас вынуждены работать, увы, с искаженными показателями. Взять, например, тот же ВВП, который, по идее, должен показывать успехи реальной экономики — сколько стали выплавила та или иная страна, сколько пшеницы вырастила и т.д. Но так как во второй половине XX века темпы роста экономики в США стали падать, пошли на хитрость — чтобы скрыть это, стали говорить, что любой труд является производительным. И на бумаге все стало очень красиво. Сейчас наибольший прирост ВВП дает труд, который ничего не производит — банковский сектор, индустрия развлечения, сфера услуг и т.д. У нас в этом году все государства по ВВП скакнут вверх. Знаете почему? Потому что у всех колоссально выросли расходы на медицину. Да тому же Кондратьеву в голову не могло прийти, что американские экономисты второй половины века, а вслед за ними и многие другие так будут изгаляться над классикой. Они отказались от Маркса — это их право, но они извратили даже Адама Смита, отца рыночной экономики. Поэтому и не работают эти циклы как надо. Мы видим на градуснике 36,6 и думаем, что это по Цельсию, а шкала на самом деле фаренгейтовская. В общем, теория циклов могла бы помочь в стратегии и тактике, но ее надо накладывать на реальный инструментарий. Классики исходили из того, что законы экономики объективны, их нельзя отменить, как нельзя отменить законы природы. Пусть холодное и дождливое, но лето остается летом. И оно обязательно будет. Даже если кто-то объявит его зимой. Большинство теоретиков выделяют следующие волны Кондратьева ■ Цикл № 1 (1803–1843). Промышленное использование каменного угля. ■ Цикл № 2 (1844–1896). Железнодорожное строительство, паровой двигатель, преобразование сельского хозяйства. ■ Цикл № 3 (1891–1947). Электроэнергетика, появление радио и телефона. ■ Цикл № 4 (1947–1983). Автомобилестроение, массовое производство двигателей внутреннего сгорания. ■ Цикл № 5 (1983–2020). Развитие электроники, микропроцессоров, робототехники. ■ Цикл № 6 (2020–2060). Возможно, слияние нано- и биоинформационных технологий с программными и аппаратными средствами, имитирующими работу человеческого мозга. Хотя, поживем — увидим... Читайте также: В Общественной палате сообщили о запуске видеоблога по разоблачению фейков
