«”Титаник” пока не утонул». Директор дочерних фондов РВК об их закрытии, портфельных компаниях и работе в кризис

Михаил Федотов, директор дочерних фондов РВК Фото: Весел Капитал — Какой сейчас статус у дочерних фондов? — Мы движемся по графику: выходим из компаний, продаём те, которые можем продать. В этом году мы должны инициировать процедуру ликвидации фондов как юридических лиц, кроме юрлица «Инфрафонда», которое выполняет несколько функций для РВК. COVID-19 нам в этом плане не мешает, это достаточно планомерная и спокойная работа корпоративных юристов. «Гражданские технологии ОПК» — создан в 2013 году для вывода проектов в сфере оборонно-промышленного комплекса на российский и международный рынки. Инвестировал в высокотехнологичное приборостроение, микроэлектронику и микромеханику специального назначения, системы высокоточной навигации, средства визуализации и так далее. Биофонд — создан в 2011 году, инвестировал в инновационные биофармацевтические и сервисные проекты, предоставляющие контрактные лабораторные, аналитические и консалтинговые услуги биотехнологическим, фармацевтическим и медицинским компаниям. Инфрафонд — создан в 2011 году для развития инфраструктурных проектов. Инвестировал в сервисные компании, способствующие развитию инновационного рынка России. Фонд посевных инвестиций — создан в 2009 году, инвестировал в инновационные компании на ранней стадии с высоким потенциалом роста на российском и зарубежных рынках. — Сколько компаний осталось у дочерних фондов? — Мы разделяем активы на «красные» (плохие), «жёлтые» (средние) и «зелёные» (перспективные). В 2017 году в портфеле «дочек» РВК было 115 компаний. Сейчас у нас 9 компаний из «жёлто-зелёного» портфеля и 59 — из «красного». Мы свели «жёлтый» практически к нулю, одну сделку закрыли несколько дней назад. Из 40 «красных» планируем окончательно выйти в этом году, по остальным проблемным активам за это время должны быть запущены все необходимые процедуры. — Как вы оцениваете результаты работы фондов? — Я думаю, что итоги подводить рано. С учётом ярко негативного эффекта, который уже оказывают и будут оказывать COVID-19, локдаун и экономический кризис, ответить на вопрос ещё сложнее. До пандемии мы предполагали, что закроем фонды как минимум с небольшим положительным финансовым результатом. Надежда сохраняется, потому что у нас есть «зелёный» портфель с интересными биомед- и медтех-компаниями, на который мы рассчитываем. Но моя команда пока не может достаточно точно оценить влияние кризиса. Мы видим, что портфели американских и европейских фондов дешевеют на 30-40%. Эта история ещё не закончилась, «Титаник» пока не утонул. В прошлом году наш портфель «зеленых» компаний вырос в стоимости практически в два раза, это хороший результат. Мы реализовали внутри схему операционного партнёрства и участвовали в решении вопросов, связанных с выходом на новые рынки, изменениями в стратегии продаж, перепозиционированием продуктов. В общем, всячески помогали нашим компаниям развивать бизнес. Вышли из 8 «жёлтых» проектов и из 20 «красных». «Красный» портфель умудрился принести нам немалые деньги — 150 млн рублей. Поступления от остальных компаний превысили 270 млн рублей. Я считаю, что год был удачным. — Какую долю у вас занимал в прошлом году и занимает сейчас «красный портфель»? — Около 80%, и эта пропорция сохраняется. Мы начинали с 60% в 2017 году, это был «первый подход к снаряду». Наше понимание ситуации менялось, как и сами компании, поэтому портфель «краснел». Но были и обратные кейсы — когда проекты, на которые мы смотрели пессимистично, неожиданно показывали, что они на что-то способны. — Как вы работаете с плохим портфелем? Списываете компании? — Системно. Так как мы государственная компания, у нас есть локальные нормативные акты, которые регламентируют нашу деятельность. Списание — это когда компания пропадает с баланса, как имущество. Когда иностранцы говорят «write-off», они имеют в виду одномоментное действие. Но чтобы это сделать, надо пройти целый ряд юридических и корпоративных процедур. В нашем случае в базе лежит анализ того, что происходило с бизнесом, включая аудит. По результатам аудита мы принимаем решение: ликвидируем компанию, договариваемся с фаундерами или партнёрами о выкупе или продаём её на рынке. Это абсолютно разнонаправленные действия, и каждый кейс в этом смысле уникален. Но набор инструментов и процедуры достаточно чётко прописаны, и мы следуем им, потому что для нас как для менеджеров государственного фонда это витально. — Можете дать какую-то общую характеристику «красного» портфеля? Например, какие индустрии преобладали. — Была весомая доля биомедицинских компаний, так как Биофонд инвестировал очень активно. Многие компании, связанные с развитием инфраструктуры, изначально были не совсем заточены под коммерческие результаты — это, например, бизнес-парки и издательства. У фондов не было строгого отраслевого ограничения, поэтому появлялись очень необычные бизнесы. Исторически сложилось так, что проектов было много и разных, поэтому сказать, что опыт в какой-то индустрии был более удачным, мы не можем. — Если же говорить про «жёлтый портфель»: с какими «иксами» вы выходили? — В среднем 1,3x. Я считаю, что для «жёлтого» портфеля это достойный результат. К нему мы относим проекты, в которых не видим возможностей кратного роста стоимости нашей доли. Из удачных сделок могу отметить выход из компании «Акцентр» в конце 2019 года. На прошлой неделе подписали ещё одну крупную сделку — продали одному из акционеров долю Биофонда в «ПраймБиоМед». Компания оказывает спектр услуг по получению, исследованию и модификации антител. Также было два хороших выхода с «красным» портфелем из компаний «Пульсар Экосистем» и «ИстАгро Дон». С точки зрения абсолютных показателей мы получили от этих двух сделок почти 80 млн рублей. Нас нет в рейтинге РВК по активности фондов за прошлый год, чтобы не было конфликта интересов и потому что дочерние фонды не делали новых инвестиций. Но если бы мы попали в него с нашим количеством выходов, то, по моей оценке активности на рынке, могли бы претендовать как минимум на второе место. — Кто у вас в «зелёном» портфеле? — «Национальный БиоСервис», ЦГРМ Genetico, «Альпина Холдинг», «Экзоатлет», Ubic Technologies. Последняя сейчас на слуху за счёт конкурсов, связанных с «умным» городом, которые проводит Правительство Москвы. Между «зелёным» и «жёлтым» портфелями балансирует компания ИБРиС: у них многообещающая технология по распознаванию речи, которая по точности превосходит даже разработки ЦРТ. В 2019 году команда проекта доработала её и разработала интерфейс для интеграции с информационными системами потенциальных заказчиков. Завершить тестирование продукта и бизнес-модели они планируют в 2020 году. «Национальный БиоСервис» — исследовательский биобанк и биосервис; предлагает спектр услуг в сфере поиска, лабораторной обработки, анализа и хранения биологических образцов, а также разработки продуктов и материалов на основе клеточных и тканевых технологий. Центр генетики и репродуктивной медицины «Генетико» — комплекс лабораторий, предлагающий спектр медико-генетических услуг для врачей и пациентов. Включает в себя лаборатории молекулярной генетики, NGS (next generation sequencing), неинвазивной пренатальной диагностики и онкогенетики. «Альпина Холдинг» — российская издательская группа, которая специализируется на выпуске научно-популярной и бизнес-литературы. «Экзоатлет» — компания, занимающаяся разработкой и производством экзоскелетов, а также созданием новых методик медицинской и социальной реабилитации пациентов с последствиями травмы спинного мозга, перенесённого инсульта, рассеянным склерозом и другими нозологиями. Ubic Technologies — компания, предоставляющая предприятиям, телекоммуникационным компаниям и городским администрациям услуги и продукты по анализу больших данных в реальном времени. Фото: Genetico — Как вы планируете работать с этими компаниями после закрытия фондов? — Корпоративные органы Инфрафонда решили дать нам возможность управлять этим портфелем до 2024 года. Думаю, это решение поддержит и СД РВК. Это не значит, что мы планируем держать весь портфель до конца периода: мы будем последовательно продавать компании, когда получим хорошие коммерческие предложения. В этом смысле мы абсолютно циничны: если будет выгодно — продадим всё. Конечно, до продажи мы будем создавать дополнительную стоимость вместе с менеджерами компаний в том объёме, в котором нам позволят это делать. Это всегда вопрос договорённостей менеджмента с акционерами. Но мы достаточно активны, у нас хорошие компетенции, часть команды имеет корпоративный опыт развития в том числе зарубежных проектов, так что нам есть что предложить. — Какие у вас ожидания по выходам из этих компаний? — Очень разные. Есть компания, где «иксы» потенциально могут измеряться тысячами, потому что мы вложили туда не много денег. В среднем мы рассчитывали на 5x, но это было, как говорил Остап Бендер, «ещё до исторического материализма». Что будет, когда прояснится ситуация — мы не знаем. В любом случае это будут приличные суммы. — Какие из ваших проектов особенно востребованы в период пандемии? — Как участники отрасли, «Национальный БиоСервис» и Genetico стараются применить себя в борьбе. Компании задействованы в проектах по разработке и валидации тестов на коронавирус. НБС работает над созданием референтной панели образцов биоматериала для оценки эффективности этих тестов. Genetico разрабатывает сами тесты и проводит исследования и анализ качества тест-систем различных производителей для определения антител к коронавирусу. Пока рано подводить итоги, но в этом направлении идёт очень интенсивная работа. Если говорить в целом о рынке: понятно, что есть тенденция на адаптацию людьми дистанционных технологий. Это хорошо, потому что способствует развитию цифровой экономики. Но всё-таки остаются достаточно емкие ниши, где физический контакт очень важен. Я, например, считаю, что в образовании пока нет достаточного уровня технологий, которые могли бы заменить прямое общение учителя и его студентов. Так что не питаю больших иллюзий по поводу взрывного роста онлайн-бизнеса. Я бы избегал визионерства. Надо смотреть конкретные ниши, компании, потребительские сегменты. В частности, в ситуации возможных повторяющихся локдаунов надо иметь механизмы быстрого перехода из офлайна в онлайн. Думаю, эти гибкие системы будут востребованы. — А если говорить о фарме и биотех-стартапах? — Напрашивается прогноз инвестиций на хайпе в биотех, люди же «умны задним умом». Но я не могу сказать, что на венчурном рынке биотехнологий был дефицит капитала. Просто это специфическая отрасль с точки зрения содержания и цикла инвестирования. Из IT-проекта можно выйти через 3-4 года или раньше, здесь с учётом исследований, подтверждения и сертификации всё может растянуться на 10 лет. Поэтому фонды в этом сегменте в основном рассчитаны на длинные деньги и терпеливых инвесторов, готовых рискнуть. Но там колоссальные выигрыши. Вряд ли что-то принципиально изменится с увеличением количества денег в этой отрасли, сами по себе они не решают проблем. — Как поменялась работа дочерних фондов РВК из-за кризиса? — Во-первых, мы теперь работаем из дома. До того, как созвониться с вами, я выходил на улицу, чтобы подписать с нотариусом документы по сделке. Раньше я мог представить такое только в кошмарном сне. Хотя в основном такой формат мне нравится, есть ощущение, что я и команда стали ещё больше работать. Что касается работы с портфелем: тут важно не переборщить со своей помощью и быть востребованным, потому что давать советы людям, которые вычерпывают воду из лодки, на мой взгляд, неэтично. Мы стараемся быть полезными, но не навязчивыми. Мы понимаем, что надо корректировать планы, делать антикризисные бюджеты, но стоять с пистолетом у виска не хотим. Постепенно, без насилия над нашими портфельными компаниями, мы будем прояснять картину. Пусть они тратят время на спасение своих бизнесов. А для нас это будет в том числе сигналом, кого надо поддерживать. Как бы цинично это не звучало, сейчас основная работа венчурных капиталистов, особенно тех, у кого большие портфели — понять, кого надо спасать. Всех — невозможно. Поддерживать надо будет наиболее жизнеспособных, по аналогии с полевыми хирургами. К сожалению, сейчас так. — Как недавние обыски в РВК и задержание Повалко влияют на Инфрафонд и деятельность дочерних фондов? — Сейчас об этом рано говорить, нет никакой ясности, каким будет финал этого процесса. На сегодняшний день стратегия и планы дочерних фондов не изменились, наша команда продолжает выполнять поставленные перед ней задачи. Мы работаем в штатном режиме. — Переходя к обсуждению RBF Ventures. Что сейчас происходит в фонде, каковы итоги прошлого года? RBT Ventures — российско-белорусский фонд венчурных инвестиций, управляется Инфрафондом РВК и Белорусским инновационным фондом. Инвестиционный фокус — белорусские и российские технологичные стартапы на посевной стадии и стадии А. Размер фонда — 1,4 млрд рублей, объём инвестиций в одну компанию — до 140 млн рублей. Фонд не берёт контрольные пакеты, доля обычно составляет 10-20%. — Там очень активная жизнь, которая, к сожалению или к счастью, не прорывается на поверхность. За 2019 год мы отсмотрели больше 800 проектов, два дошли до инвестиционного комитета: в одной компании мы сделали follow-on, сделка с другой перенеслась на этот год. На ближайшем комитете также будем рассматривать три новых стартапа, один российский и два белорусских. Отрасли: дистанционная медицина, финтех и недвижимость. У фонда ещё много времени, поэтому мы спокойно движемся к цели. У нас достаточно сильная позиция как у инвестора, есть деньги, компетенции, команда. — На сколько портфельных компаний рассчитан фонд? — Максимум 10 компаний. Фонд небольшой и специфичный с учётом участия двух государств как инвесторов. Если мы закроем три новых сделки, портфельных компаний будет уже семь. — Каковы ключевые критерии для RBF Ventures и что может стать для вас deal breaker? — Самые важные критерии: люди, которые берутся делать проект, продукт и рынок. Из этого вытекает и бизнес-модель, и формат нашего участия. Deal breaker — репутационные риски, которые очень важны в нашем бизнесе. Остальное — и продукт, и рынок — это гипотезы, а репутация и качества людей, с которыми мы входим в партнёрские отношения — уже состоявшийся факт. Команда RBF Ventures и RocketData Фото: РВК — Какие особенности белорусского рынка вы бы отметили? — Белоруссия — очень маленькая страна, но это не говорит о качестве рынка. Он очень активный, там много стартапов. Но любой мало-мальски интересный проект старается быстро переместиться в более комфортную для себя географию. Белоруссия — хорошее и спокойное место, но для масштабирования бизнеса не очень подходит. А рядом огромная Восточная Европа. — Чем выгоден формат фонда союзного государства? — Как и у любого государственного фонда, наше призвание — развитие венчурной экосистемы, а в самом общем виде — экономики страны. В этой связи мы можем быть более лояльны к условиям сделок и заниматься GR для портфельных компаний. Мы более комфортны в вопросах взаимоотношений с государством и регуляторами. Это, наверное, наше большое преимущество перед частными фондами. Меня всегда раздражало определение государственных денег как токсичных. Токсичными являются только деньги криминального происхождения, государственные такими назвать вряд ли можно. — Но это сложные деньги. — Это сложные деньги, но так повсюду. В Европе доля государства на венчурном рынке — больше 40%, в США — больше 30%. Хотя об этом не любят говорить, государство везде занимает достаточно активную позицию. Вопрос в инструментах, которое оно выбирает, и в том, насколько оно полезно как партнёр. Вы думаете, деньги family office менее сложные? Неизвестно, с кем труднее общаться в перспективе. Есть венчурная байка, что самые лёгкие деньги — европейских пенсионных фондов, которые раздают их и вполглаза приглядывают за компаниями. Но, как известно, в каждой шутке только доля шутки. — Как, на ваш взгляд, на венчурной отрасли отразятся кризис и пандемия, и кому будет хуже всего? — Winter is coming, готовьтесь к тяжёлым временам. Доступ к капиталу будет ограничен, а поле для манёвра бизнеса будет сужаться в силу общего обнищания. Это касается не столько нашей страны, сколько мира в целом. Я думаю, что грядёт время большого передела и M&A-сделок. Мы видим целый портфель финтех-компаний, которые серьёзно дешевеют и уже выставлены на продажу за рубежом. Скорее всего, их занедорого купят финансовые институты. Но, думаю, ещё будут появляться возможности и новые перспективные отрасли. Мы пока не можем точно их идентифицировать, но в ближайшее время их увидим. Очевидно, что инвестировать будут в то, что сможет очень быстро показать финансовый результат. Играть в пузыри в этой ситуации вряд ли получится. Сейчас мы наблюдаем сдутие экономики. Это кровопускание, которое может очень позитивно сказаться на рынке в будущем, но тяжёлые времена надо пережить. Проще всего сейчас людям и институтам с деньгами, а также стартапам, у которых есть некая подушка, например, которые недавно привлекли раунд. Но я бы не стал обольщаться. Никто не знает, как быстро эти запасы могут растаять. Даже на месте людей, у которых есть приличный, как им кажется, запас ликвидности, я бы пересмотрел текущие финансовые модели и старался сильно экономить. — Ваш прогноз — сколько продлятся тяжёлые времена? — Моё представление сильно искажено внутренним оптимизмом и надеждой на то, что это быстро закончится. Есть разные прогнозы, но, к сожалению, пока дна не видно. Как только мы нащупаем дно и найдём точки роста, можно будет говорить о сроках. В своих планах мы исходим из того, что тяжело будет как минимум 12 месяцев. — Кто и кого должен поддерживать в такое время? — Самое время вспомнить о базовых ценностях: все должны поддерживать всех. Мы же не первый раз проходим через кризис. Многое зависит от способности партнёров, кредиторов, покупателей и продавцов договариваться и уступать, быть гуманными и вежливыми. В самом общем смысле мы в одной лодке. Что касается бизнеса и поддержки государства: конечно, она должна быть, но, на мой взгляд, достаточно адресной, в том числе в отношении технологичных компаний. Нужно поддерживать бизнесы на зрелых стадиях с хорошими перспективами роста. Это правильно. Поддержка же тоже ограничена, и размазывать её по всем тонким слоем не очень хорошо. Понятно, что в этой связи какие-то проекты на стадии разработки продукта и тестирования спроса могут пострадать. Но, может, они найдут другие источники капитала. — Что бы вы сейчас посоветовали стартапам? — Для меня люди, которые занимаются предпринимательством, особенно технологическим — отчаянные люди, безотносительно кризиса. Могу пожелать им терпения, не бояться меняться и менять свои бизнесы и принимать смелые и нестандартные решения. И не страшиться неудач. Это важно. К сожалению, наша культура не очень хорошо к ним относится, в отличие от американской. Но неудачи — это бесценный опыт. — На ваш взгляд, ситуация с обысками в РВК ухудшит и без того плохую ситуацию? — Безусловно, не улучшит. Более того, это сильнейший удар по государственным инвестициям и их восприятию. Об эффективности работы государственных институтов развития и профессионализме менеджмента делаются выводы на основании результативности разового платежа в отдельно взятый проект. Для венчурной отрасли это пагубный подход. Сейчас может быть создан чрезвычайно опасный прецедент, после которого никто никогда в России не захочет иметь дело с государственными деньгами. Это касается и тех, кто нуждается в венчурном финансировании, и тех, кто мог бы профессионально управлять процессами предоставления инвестиций и поддержки со стороны государства. Фото на обложке: РВК