Читайте также: Каким будет мир после пандемии коронавируса (FP) После многодневной самоизоляции, трагических смертей и потрясений в мировой экономике лучшим определением для этого исторического момента является словосочетание «крайняя неопределенность». Возобновят ли работу предприятия и компании, появятся ли снова рабочие места? Будем ли мы опять путешествовать? Хватит ли выделенных центробанками и правительствами денег, чтобы не допустить мощной и продолжительной рецессии и краха? Одно можно сказать с уверенностью: пандемия приведет к перманентным переменам в политике и экономике, но эти изменения станут понятны не сразу. Чтобы разобраться в том, как будет сдвигаться почва под нашими ногами, редакция «Форин Полиси» (Foreign Policy) попросила девятерых мыслителей мирового уровня, в том числе, двоих лауреатов Нобелевской премии в области экономики, поделиться прогнозами о том экономическом и финансовом порядке, который сформируется после пандемии. Нам нужен более прочный баланс между глобализацией и самодостаточностью Джозеф Стиглиц (Joseph E. Stiglitz) Раньше экономисты насмехались над призывами к странам проводить политику продовольственной и энергетической безопасности. Они утверждали, что в глобализованном мире, где границы ничего не значат, мы всегда можем обратиться за помощью к другим странам, если у нас что-то случится. Но сейчас границы вдруг снова обрели былое значение, а страны цепко ухватились за свои запасы масок и медицинской техники, которых явно не хватает. Кризисная ситуация из-за коронавируса мощно и убедительно напомнила о том, что базовой политической и экономической единицей остается государство. В своем стремлении наладить эффективные цепочки поставок мы рыскали по миру в поисках самого дешевого производителя в каждом звене этих цепочек. Но мы поступали недальновидно, строя такую систему, которая явно неустойчива, недостаточно диверсифицирована и не защищена от сбоев в работе. Оперативная система производства и распределения с низким или нулевым уровнем запасов способна преодолевать мелкие проблемы, но мы сейчас видим, как эта система рушится из-за неожиданных потрясений. Финансовый кризис 2008 года должен был стать для нас уроком жизнестойкости. Мы создали взаимосвязанную финансовую систему, которая эффективно и хорошо смягчала слабые потрясения, но показала себя весьма хрупкой. Если бы не мощная государственная помощь, эта система рухнула бы, когда лопнул пузырь ипотечного кредитования. Очевидно, что мы этот урок не усвоили. Та экономическая система, которую мы создадим после пандемии, должна быть более дальновидной, более жизнестойкой и более восприимчивой к тому обстоятельству, что экономическая глобализация намного обогнала глобализацию политическую. Пока сохраняется такая ситуация, странам придется искать более прочный баланс между преимуществами глобализации и необходимой опорой на собственные силы. Эта атмосфера военного времени создает возможности для перемен Роберт Шиллер (Robert J. Shiller) Время от времени в мире происходят коренные изменения — зачастую в период войн. Хотя сегодня наш враг вирус, а не иностранная держава, пандемия COVID-19 сформировала атмосферу военного времени, в которой такие перемены внезапно оказались возможны. Такая атмосфера, в которой присутствуют элементы страданий и героизма, распространяется вместе с болезнью. Война сплачивает людей не только в одной стране, но и в разных странах, так как у них есть общий враг вирус. Люди, живущие в передовых странах, испытывают больше сочувствия к тем, кто страдает в бедных странах, потому что у них похожие жизненные ощущения и опыт. Эпидемия также сплачивает нас во время бесчисленных домашних посиделок. Внезапно мир стал намного меньше и намного душевнее. Есть также основания надеяться, что пандемия дала возможность для создания новых путей и средств по преодолению страданий, в том числе, более эффективных мер борьбы с усиливающимся неравенством. Пожалуй, чрезвычайные выплаты людям, на которые пошли многие страны, это путь к безусловному базовому доходу. В США новый стимул получила более качественная и более универсальная система медицинского страхования. А поскольку на этой войне все мы находимся по одну сторону фронта, мы можем найти мотивацию для создания новых международных институтов, позволяющих лучше распределять риски между странами. Атмосфера военного времени постепенно уйдет, а эти новые институты останутся. Настоящая опасность в том, что политики воспользуются нашим страхом Гита Гопинат (Gita Gopinath) Всего за несколько недель драматическая череда событий, таких как трагическая гибель людей, паралич глобальных цепочек снабжения, перебои с поставками предметов медицинского назначения между союзниками и самый мощный после 1930-х годов спад в экономике, наглядно продемонстрировала, насколько уязвимы открытые границы. Уровень поддержки интегрированной глобальной экономики начал снижаться еще до того, как пришла пандемия COVID-19, но коронавирус наверняка ускорил процесс переоценки выгод и издержек глобализации. Фирмы, включенные в глобальные цепочки поставок, на себе испытали, насколько опасна их взаимозависимость и потери, вызванные перебоями и неурядицами. В будущем эти фирмы станут внимательнее относиться к рискам маловероятных событий, из-за чего цепочки поставок станут более локализованными и прочными — но менее глобальными. На формирующихся рынках, которые с подключением к глобализации получили стабильный доступ к потокам капиталов, мы можем увидеть, как возвращается контроль над движением денежных средств, так как эти страны будут стараться защитить себя от дестабилизирующих сил внезапной остановки экономики. И хотя меры сдерживания постепенно будут ослабевать, люди могут проанализировать возникающие риски и принять решение об отказе от поездок на неопределенный срок, положив конец международной мобильности, которая развивалась на протяжении полувека. Но главная опасность заключается в том, что этот органичный и корыстный отход людей и фирм от глобализации усугубят политики, которые воспользуются страхом перед открытыми границами. Они могут навязать торговле протекционистские ограничения, ссылаясь на важность самодостаточности, и ограничить передвижения людей под предлогом охраны здоровья. Мировые лидеры сейчас в состоянии предотвратить такой исход и сохранить дух международного единства, который поддерживал нас и давал нам силы на протяжении 50 с лишним лет. Еще один гвоздь в гроб глобализации Кармен Райнхарт (Carmen M. Reinhart) Первая мировая война и глобальный экономический спад начала 1930-х годов покончили с предыдущей эрой глобализации. Важная причина этой кончины, если не считать возрождение торговых барьеров и контроль над движением капитала, состоит в том, что более 40% стран мира в то время пришли в состояние дефолта, из-за чего многие из них до 1950-х годов и даже до более позднего времени были отрезаны от глобальных рынков капитала. К моменту окончания Второй мировой войны новая Бреттон-Вудская система сочетала меры внутренних финансовых репрессий с жестким контролем за движением капитала. Это уже мало напоминало предыдущую эпоху мировой торговли и финансов. Современный цикл глобализации с началом финансового кризиса 2008-2009 годов получил серию ударов: европейский долговой кризис, Брексит, американо-китайская торговая война. Усиление популизма во многих странах вызвало предпочтение отечественным активам. Пандемия COVID-19 стала первым с 1930-х годов кризисом, который охватил как развитые, так и развивающиеся страны. Рецессия в этих странах может оказаться длительной и тяжелой. Как и в 1930-е годы, во многих странах возможен государственный дефолт. В трудные времена призывы ограничить торговлю и потоки капитала находят отзывчивую аудиторию. Скорее всего, сохранятся и усилятся сомнения в отношении существовавших до коронавируса глобальных цепочек снабжения, безопасности поездок за рубеж, а внутри стран возникнет обеспокоенность по поводу их самообеспеченности товарами первой необходимости и способности к восстановлению. Такая ситуация может сохраниться даже после того, как пандемия будет остановлена (что само по себе займет немало времени). Финансовая архитектура после пандемии вряд ли вернет нас в доглобализационную эпоху Бреттон-Вудса, однако международной торговле и финансам будет нанесен серьезный и продолжительный ущерб. Пандемия усугубит экономические недуги, существовавшие до нее Адам Позен (Adam Posen) Пандемия усугубит четыре экономических недуга, существовавших до ее прихода. Их можно излечить посредством серьезного хирургического вмешательства, но если такой интервенции не будет, они станут хроническими и очень разрушительными. Первый из этих недугов — долгосрочная стагнация, сочетающая в себе низкий рост производительности, отсутствие доходов по инвестициям и ситуацию, близкую к дефляции. Данная болезнь будет усиливаться, потому что после пандемии люди не захотят рисковать, и будут больше откладывать, а это неизменно ослабляет спрос и ставит палки в колеса инновациям. Во-вторых, еще больше увеличится разрыв между богатыми странами (вместе с немногочисленными формирующимися рынками) и остальными миром в их жизнестойкости в условиях кризиса. В-третьих, из-за стремления к безопасности и очевидной рискованности развивающихся экономик мир в сфере финансов и торговли будет чрезмерно полагаться на американский доллар. Хотя США станут менее привлекательным местом для инвестиций, их привлекательность вырастет в сравнении с другими регионами мира. А это будет усиливать недовольство. И наконец, экономический национализм приведет к тому, что государства все чаще будут отгораживать свои экономики от внешнего мира. К полной автаркии это не приведет, и ничего даже близкого к ней не получится, но экономический национализм укрепит две первые тенденции и усилит недовольство третьей. Мир как никогда прежде будет ждать помощи от центробанков Эсвар Прасад (Eswar Prasad) Вызванная пандемией финансово-экономическая бойня оставит глубокие раны на теле мировой экономики. Центробанки ответили на этот вызов, порвав свои собственные инструкции и руководства. ФРС США пришла на помощь финансовым рынкам, приступив к покупке активов и обеспечивая долларовый оборотный капитал другим центробанкам. Европейский центробанк объявил, что окажет «неограниченную» поддержку евро и будет массово скупать государственные и корпоративные облигации, а также другие ценные бумаги. Банк Англии напрямую финансирует государственные расходы. Даже некоторые центробанки на формирующихся рынках, например, Резервный банк Индии, продумывают чрезвычайные меры, невзирая на риски. С другой стороны, налогово-бюджетное стимулирование со стороны государственной власти оказалось осложненным политическими интересами, осуществлять его весьма обременительно, и зачастую трудно определить, в чем заключаются самые большие потребности. Центробанки, некогда считавшиеся осторожными и консервативными учреждениями, показали, что в самые отчаянные моменты они могут действовать смело, расторопно и изобретательно. Даже когда политическое руководство не желает координировать межгосударственные меры, центробанки действуют согласованно. Сейчас и на многие годы вперед центральные банки стали первым и главным рубежом обороны против экономических и финансовых кризисов. Не исключено, что они пожалеют о взятой на себя колоссальной новой роли, потому что для них это чревато чрезвычайными нагрузками и неоправданными ожиданиями. Нормальной экономики уже не будет Адам Туз (Adam Tooze) Когда началась самоизоляция, первым побуждением было отыскать исторические аналогии. 1914 год? 1929? 1941? Но вскоре стало понятно, что переживаемые нами потрясения беспрецедентны. В этом мире возникло что-то новое. И ужасное. Экономические последствия не поддаются подсчетам. Многим странам грозят такие глубокие и жестокие экономические потрясения, с какими они никогда прежде не сталкивались. Во многих секторах, скажем, в розничной торговле, которая и без того столкнулось с жестокой конкуренцией со стороны онлайновых магазинов, временное закрытие компаний может оказаться постоянным. Многие магазины уже не откроются, а их рабочие места будут потеряны безвозвратно. Катастрофа грозит миллионам рабочих, владельцам небольших компаний и их семьям. Чем дольше мы будем находиться в самоизоляции, тем глубже будут экономические раны, тем медленнее будет процесс восстановления. Многое из того, что мы знали об экономике и финансах, претерпело глубочайшие изменения. После финансового кризиса 2008 года много говорили о том, что надо принимать в расчет радикальную неопределенность. Теперь мы знаем, какая она — настоящая радикальная неопределенность. Мы стали свидетелями самых мощных совместных налогово-бюджетных усилий со времен Второй мировой войны, но уже сейчас ясно, что первого раунда недостаточно. Не осталось никаких иллюзий относительно того, какие невероятные акробатические этюды исполняют центробанки. Чтобы справиться с накопленными задолженностями, есть несколько радикальных альтернатив, которые нам предлагает история, в том числе, вспышка инфляции или организованный государственный дефолт (он будет не таким кардинальным, как может показаться, если коснется государственного долга, который держат центробанки). Если компании и домохозяйства испугаются риска и начнут вкладывать инвестиции в более надежные ценные бумаги, это усилит стагнацию. Если же общество отреагирует на накопленные долги мерами строгой экономии, ситуация еще больше ухудшится. В такой ситуации имеет смысл призвать более активное и прозорливое правительство, чтобы оно нашло выход из кризиса. Но конечно же, вопрос в том, в какой форме это будет осуществляться, и какие политические силы будут этим управлять. Многие рабочие места исчезнут навсегда Лаура д'Андреа Тайсон (Laura D'Andrea Tyson) Пандемия и последующий подъем ускорят процессы цифровизации и автоматизации на работе. Из-за этих изменений исчезнет немало рабочих мест средней квалификации, а вместо них появятся вакансии, требующие высокого профессионализма. Такая тенденция действует уже два десятка лет, и из-за нее не растут зарплаты, и усиливается неравенство доходов. Перемены в спросе, которые усилит вызванная пандемией дезорганизация экономики, изменят будущий состав ВВП. Доля услуг в экономике будет по-прежнему увеличиваться. Однако личное присутствие на работе в сфере розничной торговли, гостиничном бизнесе, туризме, образовании, здравоохранении и на государственной службе будет сокращаться по причине цифровизации, которая внесет глубокие изменения в организацию и предоставление этих услуг. Когда начнется подъем экономики, она лишится многих низкооплачиваемых, не требующих высокой квалификации рабочих мест. Однако вырастет спрос на работников, оказывающих жизненно важные услуги, скажем, на полицейских, пожарных, медиков, сотрудников сферы логистики, общественного транспорта и продовольственного обеспечения. В этих традиционно низкооплачиваемых областях появятся новые вакансии, будут расти зарплаты, и расширятся различные льготы. Спад в экономике ускорит рост нестандартной, непрочной занятости. Станет больше занятых неполное рабочее время, работающих по совместительству, рабочих-фрилансеров. Это приведет к созданию более гибких систем социальных гарантий, которые будут перемещаться вместе с работником. Расширится и определение работодателя. Чтобы вооружить людей навыками и умениями, необходимыми на новых рабочих местах, понадобятся недорогие программы подготовки, реализуемые в цифровом формате. То обстоятельство, что сейчас очень многие вынуждены работать удаленно, показывает, что нужно будет существенно расширить инфраструктуру Wi-Fi, широкополосного интернета и прочих элементов, позволяющих ускорить цифровизацию экономической деятельности. Глобализация, ориентированная на Китай Кишор Махбубани (Kishore Mahbubani) Пандемия COVID-19 ускорит уже начавшиеся перемены: уход от глобализации, ориентированной на США, в сторону глобализации, ориентированной на Китай. Почему сохранится такая тенденция? Население США утратило веру в глобализацию и международную торговлю. Соглашения о свободной торговле для него деструктивны, и американский президент Дональд Трамп здесь ни при чем. А Китай, в отличие от Америки, веру не утратил. Почему нет? На то есть глубокие исторические причины. Китайское руководство теперь хорошо понимает, что век унижения страны с 1842 по 1949 год был результатом его собственной самонадеянности и тщетных попыток изолировать Китай от внешнего мира. Последние десятилетия мощного экономического роста были следствием международного сотрудничества. У китайского народа также появилась мощная уверенность в себе. Китайцы считают, что могут конкурировать во всем. Следовательно, у Соединенных Штатов есть два пути. Если главная цель Америки состоит в сохранении мирового превосходства, ей придется вступить в непримиримое геополитическое соперничество с Китаем в сфере политики и экономики. Но если главная цель США заключается в повышении благосостояния американского народа, у которого ухудшились социальные условия, им следует сотрудничать с Китаем. Благоразумие указывает на то, что сотрудничество лучше. Но поскольку в политике США преобладает враждебность по отношению к Китаю, благоразумие может оказаться в проигравших. Джозеф Стиглиц (Joseph E. Stiglitz) — профессор экономики Колумбийского университета, лауреат Нобелевской премии по экономике за 2001 год, автор книги «Люди, власть и прибыль. Прогрессивный капитализм в эпоху недовольства» (People, Power, and Profits: Progressive Capitalism for an Age of Discontent). Роберт Шиллер (Robert J. Shiller) — профессор экономики Йельского университета, лауреат Нобелевской премии по экономике за 2013 год, автор книги «Экономика нарративов. Как тиражируются сюжеты, и как они приводят в действие важные экономические события» (Narrative Economics: How Stories Go Viral and Drive Major Economic Events). Гита Гопинат (Gita Gopinath) — главный экономист Международного валютного фонда. Кармен Райнхарт (Carmen M. Reinhart) — профессор международных финансов Гарвардского университета, написавшая в соавторстве с Кеннетом Рогофф (Kenneth S. Rogoff) книгу «На сей раз все по-другому. Восемь столетий экономических глупостей» (This Time Is Different: Eight Centuries of Financial Folly). Адам Позен (Adam Posen) — президент Института мировой экономики им. Петерсона. Эсвар Прасад (Eswar Prasad) — профессор торговой политики Корнельского университета, старший научный сотрудник Института Брукингса, автор книги «Валюта, набирающая популярность. Усиление юаня» (Gaining Currency: The Rise of the Renminbi). Адам Туз (Adam Tooze) — профессор истории и директор Европейского института при Колумбийском университете. Его последняя книга называется «Как десятилетие финансовых кризисов изменило мир» (How a Decade of Financial Crises Changed the World). В настоящее время он работает над историей климатического кризиса. Лаура д'Андреа Тайсон (Laura D'Andrea Tyson) — профессор Школы бизнеса им. Хааса Калифорнийского университета Беркли, в прошлом председатель президентского совета экономических советников в администрации Клинтона. Кишор Махбубани (Kishore Mahbubani) — заслуженный научный сотрудник Института Азии при Национальном университете Сингапура, автор книги «Победил ли Китай? Китайский вызов американскому превосходству» (Has China Won? The Chinese Challenge to American Primacy).
