Углубит ли Китай мюнхенский надлом Запада?

Перелом в сознании западных политиков, который зафиксировала 56-я Мюнхенская международная конференция по безопасности, заключается в осмыслении, наконец, современной роли Китая и в признании, что основу расстановки сил в мире составляет треугольник США — Россия — Китай. Именно в таком порядке расставил мировые державы на днях один влиятельный американский адмирал, добавив к этому, что больше держав в мире нет, и за пределами этого списка рассматривать некого. Уже приходилось отмечать, что это ставит под большой вопрос всю послевоенную картину мира и планы становления «нового мирового порядка» в том виде, в котором они были сформулированы западными стратегами. А именно: переход к трехблоковой модели, разделенной под консолидированным глобальным управлением на три региона. Один регион Западный (Северная Америка, в перспективе с Латинской), другой — Центральный (Европа + Ближний и Средний Восток и в перспективе же — Африка), третий — АТР. Что означает крах этой модели с точки зрения геополитических перспектив для мира и для России? Первое: возможное снятие с повестки вопроса о разделе нашей страны между Центральным и Восточным регионами. Второе: существенное расширение возможностей постсоветской интеграции — выход из стратегической обороны побуждает нас к геополитическому контрнаступлению. Третье: неизбежное при развитии этой тенденции обособление коллективного Запада в пределах собственного цивилизационного ареала. То есть выход США и НАТО из глобалистской фазы развития и прекращение безудержной западной экспансии, которой характеризовалось тридцатилетие, прошедшее после распада СССР. И четвертое: «смена караула» на Дальнем Востоке. Доминирующее место в АТР, которое «трехсторонним» планом отводилось Японии, со всей очевидностью отходит Китаю; именно этим объясняются наметившиеся подвижки в урегулировании территориальных споров КНР в Южно-Китайском море (ЮКМ) с Вьетнамом и Филиппинами, а также общее сближение с АСЕАН, в который эти две страны входят. Все более очевидной становится прозорливость Пекина и Москвы в выстраивании отношений с Индией в направлении ее интеграции в ШОС. Если бы не это, то у американцев мог выгореть встречный план «восточной НАТО» в рамках так называемого «Индо-Тихоокеанского» региона с объединением Индии с Японией, Южной Кореей и Австралией. Но США опоздали: занялись этим проектом только в 2011 году, в то время, как ШОС существует с 2001 года, а в 2002 году она получила геополитическое оформление в виде соответствующей установочной Хартии. Против американцев играет и фиаско в переговорном процессе с КНДР; эта тема пока замалчивается из-за президентской кампании в США, но после выборов она встанет в полный рост. Отражением замешательства западных элит служит усиление режима секретности в деятельности теневых глобалистских институтов. 2019 год оказался первым, когда не раскрыли не только содержания, но даже вопросов повестки годового заседания Трехсторонней комиссии. Кроме того, в прошедшем году нигде, кроме северо-американского региона, не состоялись обычно проходящие в ноябре региональные заседания. Нет информации и о ежегодном заседании 2020 года — где и когда оно пройдет; обычно это происходит в марте-апреле, но в 2019 году саммит в Париже прошел в середине июня. Еще одна новация: появление в Трехсторонней комиссии исполнительного комитета (ИК), в который входят 65 членов, но почему-то представлен председатель только одной из трех региональных групп — европейской (Жан-Клод Трише). Две остальные группы — североамериканская и азиатско-тихоокеанская — делегировали в состав ИК бывших, ныне почетных председателей (Джозеф Най-мл. и Ясухико Хасегава). Следует подчеркнуть, что основное внимание Китаю на конференции в Мюнхене было показательно уделено не европейскими, а именно американскими участниками. Это объяснимо: стремительный рост КНР и раньше вызывал в Вашингтоне вопросы, а затем и раздражение. Но похоже, что только сейчас американские стратеги в полной мере осознали не гипотетический, а уже состоявшийся выход Китая на новый рубеж, обозначающий принадлежность к высшей элите мировой политики. Признания главы Пентагона Марка Эспера, который в преддверие конференции привлек внимание к «ревизионизму» Китая и России, которые, по его словам, намерены поменять мировой порядок, а также Майкла Помпео, усмотревшего в действиях КПК «огромный риск для западной идеологии», о многом говорят. И главное, они свидетельствуют, что от осознания собственной уязвимости в США пока не пришли к поиску ответа на то, что они считают российско-китайским вызовом. Потому что все концептуальные документы Белого дома и Пентагона, включая Стратегию национальной безопасности в последней редакции 2017 года, где сформулирован тезис о «ревизионизме», рассчитаны на предотвращение евразийской альтернативы американскому доминированию. И наработок в сфере реакции на факт появления такой альтернативы, похоже, либо нет, либо они еще очень далеки от готовности, что дает нашим странам фору. Возвращаясь к теме «трехстороннего» процесса, отметим, что из 65-ти членов упомянутого исполкома только один представляет Китай, и то является бывшим вице-президентом Народного института международных отношений; из России в ИК не взяли никого. В том числе из отиравшихся на заседаниях Трехсторонней комиссии докладчиками и «экспертами» по нашей стране либералов — Кудрина, Мау, Юргенса, Явлинского. Это ли не доказательство, что своего будущего с «трехсторонним» процессом ни в Москве, ни в Пекине не связывают, а западные закоперщики этого процесса «по достоинству» оценивают уровень импотенции в его продвижении представителей либерального лобби. Учитывая при этом, что Россия, по Эммануэлю Макрону, «находится в каждом кризисе», а Китай в глобальную проблематику стремительно погружается, не уставая подчеркивать важность «справедливого» глобального управления, то есть не такого, как раньше, приведенная выше статистика говорит, что Москва и Пекин не интересуются отжившими институтами. И ищут пути к успеху на путях альтернативного институционального строительства, без которого подлинная альтернатива, действительно, невозможна. И в этой связи следует обратиться к выступлению на мюнхенской конференции главы китайской делегации, министра иностранных дел КНР Ван И, которое привлекло внимание очень многих мировых СМИ. Первое, что важно. Отметив, что Китай это великая держава, история которой насчитывает пять тысяч лет, глава китайской дипломатии подчеркнул, что его подъем («модернизация») был неизбежен. Культурный, то есть цивилизационный код Китая, по его словам, исключает путь гегемонии, копирующий развитие Запада; китайская альтернатива — это социализм с китайской спецификой, который продемонстрировал эффективность и раскрыл перед страной широкие перспективы. Что здесь главное? Без сомнения, проектный подход: когда фактическим венцом многотысячелетней истории провозглашается социализм, основанный на марксизме-ленинизме, о чем говорят решения XIX съезда КПК, запустившего процесс реформ во власти — это о многом говорит. Во-первых, о связи с основанной на Великом Октябре советской традицией; в отличие от отечественных преемников ленинско-сталинского руководства РКП (б) — ВКП (б), китайские товарищи очень хорошо усвоили уроки, преподанные поздним В.И. Лениным, признавшим своеобразное отличие русской революции от стандартов западного марксизма и предсказавшего еще большее своеобразие социалистических революций на Востоке. Поэтому когда Помпео паникует в отношении политики КПК, противоречащей западной идеологии, следует понимать, что в американском понимании нынешние проблемы в отношениях с КНР из пресловутого спора «хозяйствующих субъектов» возвращаются к статусу идеологического противостояния США и СССР. И паника обусловлена осознаваемой реинкарнацией коммунизма, который было уже похоронили, а он воскрес, и борьба с ним рискует развиться по той же логике холодной войны, что и с нашей страной, но в несоизмеримо худших для Запада условиях. В отличие от позднего СССР, современный Китай на подъеме. А зависимость от него самой Америки не в пример выше, чем от Советского Союза, с которым у Вашингтона торговли как таковой не было. Во-вторых, Ван И, пусть мягко, но обмолвился в Мюнхене о другой идеологеме КПК, вытекающей из социализма с китайской спецификой, — сообществе единой судьбы человечества. Соединив одно с другим, легко убедиться, что говорить о «единой судьбе» с теми, кому противостоишь, можно только в контексте либо собственной капитуляции, либо уже переделывания оппонентов — не своими руками, разумеется, но самой жизнью, которая требует неприемлемого для Запада согласия на равноправное сотрудничество. Провозглашая готовность к такому сотрудничеству, Китай не только очерчивает его принципы, которые США никогда не смогут принять, но и дает понять, что в Китае хорошо осознают эту коллизию, загоняющую Вашингтон в цугцванг. Отказаться от лидерства тот не может, ибо потеря такового с высокой степенью вероятности обнуляет сам западный проект, не имеющий никакой иной цели, кроме глобального доминирования на собственных условиях. С одной стороны, такое обложение флажками в условиях цугцванга чревато войной; с другой, расстановка китайских внешнеполитических приоритетов в Мюнхене ясно призывает США тридцать раз подумать, прежде чем выбрать в пользу войны в попытках вернуться на Олимп, а не согласиться с тихим угасанием. О России, точнее, об отношениях с ней: «Китайская сторона будет и дальше углублять стратегическое взаимодействие с Россией, придерживаться стратегического руководства глав двух государств, всесторонне содействовать китайско-российским отношениям всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия в новую эпоху, придавать еще большую положительную энергию международной безопасности и стабильности, а также поддержанию стратегического баланса». В шести строчках слово «стратегический» упомянуто четырежды, в том числе трижды непосредственно в контексте двусторонних отношений и через призму защиты международной безопасности. Забегая вперед, к отношениям с США этот слово вообще употреблено не было. Вот этот абзац: «Китайская сторона продолжит вместе с США искать пути мирного сосуществования и взаимовыгодного сотрудничества». Китай надеется, что США «смогут относиться к развитию Китая с более открытым и терпимым настроем, соблюдать дух равноправия и взаимного уважения, контролировать и разрешать противоречия и разногласия между двумя сторонами, придерживаться координации деятельности, сотрудничества и стабильности, а также способствовать дальнейшему развитию китайско-американских отношений в правильном русле». Кто не забыл политическую риторику времен холодной войны, тому словосочетание «мирное сосуществование» о многом напомнит. Все остальное — из серии «мы надеемся, что в Вашингтоне, наконец, поймут, что выхода никакого, наступят на горло своему гегемонизму и перестанут держаться за ускользающее лидерство». Именно такое «русло» двусторонних отношений в Пекине считают «правильным». Согласимся: когда это в действительности произойдет, до участия США или того, что от них останется, в «сообществе единой судьбы» на самом деле окажется не так далеко, как это выглядит сегодня. А вот про Европу. «Китайская сторона будет всесторонне углублять сотрудничество с Европой, сосредотачивать внимание на повышении качества и уровня отношений между Китаем и ЕС, углублять экологическое и цифровое сотрудничество… Китайская сторона будет как и раньше поддерживать процесс европейской интеграции, продвижение Европы по пути сплоченности и самостоятельного укрепления, а также проявление ее еще более активной роли в многосторонних делах». Если коротко, то поскольку о стратегии опять-таки, как и в американском случае, ничего не говорится, то речь идет о выборе ЕС между продолжением ориентации на США и самостоятельностью. Ну так, а что ответил французскому президенту Эммануэлю Макрону на его спич о России в Мюнхене заместитель главы российского МИД Александр Грушко? Примерно то же самое, что с трибуны конференции произнес и Ван И. Кроме российско-китайской координации на европейском направлении, которая заполняет вакуум тупика в отношениях Москвы с Брюсселем, Китай посылает и такой месседж. Пока Европа не оторвется от США, она — объект, а не субъект, и разговаривать особо не о чем. И не с кем. Конкретика возникнет тогда, когда и если это произойдет. Нескоро? Ничего, у Китая зуда нет, он умеет ждать столетиями, но своего не упустит. Когда-то американские горе-стратеги разрабатывали против России и Китая стратегию «анаконды». Для каждого из нас свою, отдельную. Не возникает впечатления, что за что боролись — на то и напоролись? И сейчас геополитическая «анаконда» обволакивает уже американские интересы. Пока интересы. Для Европы оселком выбора между Китаем и США в свете всего произошедшего за последние год-два выглядит вопрос о цифровом сотрудничестве. С дипломатического языка на человеческий это переводится как исключение Европой всех инспирированных американцами ограничений на распространение в Старом Свете китайских мобильных сетей поколения 5G. А это ни что иное, как стык ЕС и США не только в экономической и технологической плоскостях, но и в военной, ибо американцы изначально ставили вопрос о 5G в контекст безопасности, апеллируя к союзническим обязательствам Европы по НАТО. А еще в политической, ибо конфликт с китайским IT-гигантом Huawei у Вашингтона не исчерпан, топ-менеджера компании Мэн Ваньчжоу продолжают по американскому запросу удерживать в Канаде. И если европейцы, несмотря на это, откроют Китаю свой рынок связи нового поколения, в США это будет воспринято как пощечина и удар в спину от сателлитов. И учитывая определенную натянутость отношений европейских лидеров с Дональдом Трампом, прочности позиций ни тем, ни другим это не прибавит. Много внимания в своем выступлении Ван И уделил борьбе с коронавирусной пневмонией, подробно расписав эффективность мер, принятых китайским правительством и заверив слушателей о близкой победе над инфекцией. Это, между прочим, тоже очень важный посыл. Имеет ли вспышка эпидемии внутреннее, естественное, или внешнее, искусственное, происхождение — эта тема в широком дискурсе не обсуждается, но в кулуарах присутствует, властям Поднебесной нужно продемонстрировать, что они — справляются. Пусть сторонники не волнуются, а оппоненты — не надеются. Да, признает шеф китайской дипломатии, удар по социально-экономическому развитию Китая эпидемией нанесен, но не такой, чтобы его затормозить, учитывая фактическую безразмерность потенциала экономики и набранные ею темпы и инерцию. Трудности — временные, контроль над эпидемиологической ситуацией установлен везде, кроме разве что «очаговой» провинции Хубэй. Не дождетесь! Китайский народ в истории переживал и не такие трудности, и все их успешно преодолевал, подчеркивает министр, и наших планов не остановят и не отменят никакие испытания. «После дождя всегда появляется радуга», и «сейчас наступает рассвет, заря алеет на горизонте». На отвыкших от поэтических метафор и аллегорий западных «прагматиков» это не могло не произвести соответствующего впечатления. Суммируем. Запад очень долгое время делал вид, будто не отождествляет подъем Китая с коммунизмом и не видит в нем никакой угрозы даже не собственному доминированию, а самой западноцентричной организации мира. Многие годы западные элиты, демонстрируя показное самообладание, стояли на своем, настаивая, что «мировой порядок» Запада — это отлитый в граните «конец истории». Помпео — тот и в Мюнхене на эту тему хорохорился. Казалось, ничего не могло поколебать их в этой демонстрации собственной исторической правоты: «Иначе быть не может потому, что не может быть никогда!». Эта иррациональная уверенность в непреходящей глобально-исторической миссии Запада, продиктованная культурой и традицией доминирования и господства над компромиссом и консенсусом — пока еще не рухнула; в Мюнхене она всего лишь дала первую трещину. Но сам этот факт, подобно поражению нацистского вермахта под Москвой, не только развеял миф о непобедимости Запада в глазах широкой мировой общественности, но и породил сомнения в достоверности этого мифа в собственной среде. Это называется надломом, вне зависимости от того, осознается он или нет. Последствия — будут. Когда и какие — увидим. Как решения, принятые в 1919 году в Версале, перечеркнул Великий Октябрь, как контрнаступление Красной Армии от стен столицы опрокинуло брицкриг, так и здесь, в двух шагах от вожделенного «конца истории», машина западной экспансии, похоже, начинает давать сбой, захлебываться и выдыхаться. Способна ли она найти еще одно, уже далеко не «второе дыхание»? Или России пора, наконец, начинать задумываться о собственном месте в будущем постзападном мире? Но это уже совсем другая история, связанная не с внешней, а с внутренней политикой. Что-то подсказывает, что развязка не за горами.