Яковенко: Дискурс либерализма - реакция на крах иллюзии однополярности

Но, что любопытно, сам дискурс либерализма возник совсем недавно и, похоже, как защитная реакция на крах иллюзии "однополярного момента". Она искушала западные элиты не одно десятилетие после окончания холодной войны, став производной от тезиса о "конце истории". Речь шла, по сути, об арифметическом мышлении: мир эпохи Холодной войны=Западный альянс+Cоцлагерь. Если вычитаем последний, ясно, что остается. Но сложные общественные и международные политические процессы не терпят такого автоматизма. На это, кстати, указывал Генри Киссинджер в своей последней книге "Мировой порядок" (2014 год). Базовый постулат либеральной экономики абсолютизирует регулирующую роль рынка, которому виднее и который все расставит по своим местам. Это та же линейная логика, что и с "концом истории". Но рынок - это стихия, а значит, и хаос, которым, как ни парадоксально, запугивают либеральные противники многополярности. Между тем, мировой политический "рынок" естественным образом ведет именно к многополярности, основанной на множественности глобальных центров экономического роста. Мощь экономическая неизбежно трансформируется в политическую и военную. Исторический пример - Америка в результате двух мировых войн. Яркий пример тому дает современный Китай. Опыт последнего времени подтверждает, что мировая политика возвращается в свое естественное состояние после перипетий XX века. Это признает в своей вышедшей в этом году книге "Секретный канал" бывший посол США в Москве (2005-2008 годы) Уильям Бернс. Среди прочего, он подтверждает, что еще в 2006 году Владимир Путин на встрече с госсекретарем Кондолизой Райс предупреждал американцев, что если Михаил Саакашвили предпримет попытку насильственной реинтеграции Южной Осетии и Абхазии, то Москве придется признать их независимость. Поэтому обвинять Пекин и Москву в "ревизионизме" и "непредсказуемом поведении" - все равно, что искать стрелочника. Столь же некорректно естественную многополярность выдавать за "хаотизацию" международных отношений, а тем более - винить в происходящем на мировой арене Кремль. Либерализм превратился в свое отрицание, став догмой и идеологией. Также и "либеральный порядок" выдает свою имперскую природу. Его главный атрибут - "лидерство" США, которое должны признавать все, кто в него вступает. Джон Миршаймер, в последнем выпуске авторитетного журнала International security (Гарвард), прямо пишет, что однополярность - непременное условие поддержания "глобального либерального миропорядка". Но раз Россия и Китай были не готовы его признать, он никогда не был по-настоящему глобальным. Как и выродившийся либерализм, он отрицал плюрализм мнений и моделей развития. Хотя, конечно, он мог бы быть либеральным в изначальном значении этого слова, если бы США и Запад в целом сделали его открытым, инклюзивным проектом. Но этого не произошло даже на уровне Бреттон-Вудских институтов, как ни пытались договориться на сей счет в рамках "Группы двадцати". В свое время британский историк Арнольд Тойнби писал, что милитаризм - это средство саморазрушения империй. То же, надо полагать, произошло и с глобальной империей Запада через разного рода "либеральный" интервенционизм, включая войну в Ираке. Делалось это под лозунгом продвижения демократии - аналога "экспорта революции", в чем обвиняли Советский Союз. Отсюда другой вывод: любые претензии на исключительность и универсализм своих ценностей и идей - верный признак имперского строительства. Альтруизмом здесь не пахнет, так как США благодаря статусу доллара в международной валютно-финансовой системе могут потреблять за чужой счет. Проблема не в глобализации как таковой с ее взаимозависимостью, а в "гиперглобализации", как этот перебор называет Миршаймер. Таким образом, создается то, что философы называют гиперреальностью, свидетельствующей о назревшей необходимости трансформации системы, входящей в режим саморазрушения. Речь и о частном проявлении свойственной миру "аллергии на всякий окончательный и безапелляционный порядок", как это сформулировал Жан Бодрийяр. Ему вторит Миршаймер, утверждающий, что в силу своей однополярности "либеральный миропорядок" был обречен, "фатален" уже при своем рождении. Разговор о "либеральном миропорядке" на деле подменяет другой дискурс - послевоенного международно-правового порядка с центральной ролью ООН. Сегодня он не устраивает США и Запад как раз в силу универсальности установленных им норм и обязательств. Многосторонняя дипломатия и плюрализм этой международной системы, которую никто не упразднял, и вызывает аллергию у западных столиц. Поэтому уже несколько лет они толкуют о "порядке, основанном на правилах", но внятно объяснить его не могут. Геополитические игры Запада не могут закамуфлировать и то, что творилось от имени "свободы и демократии" в годы холодной войны. Так, свержение правительств Арбенса в Гватемале и Моссадыка в Иране в начале 50-ых годов надолго исказило внутреннее развитие этих стран. Хорошо известно, чем сопровождался процесс деколонизации, включая войны в Индокитае, Алжире и Кении, убийство Патриса Лумумбы в Конго. Кстати, деколонизация далеко не завершена, о чем свидетельствует ситуация с Архипелагом Чагос, который был отторгнут от Маврикия, а население изгнано, дабы США могли создать свою авиабазу на острове Диего-Гарсия. 25 февраля 2019 года Международный суд ООН вынес консультативное заключение, в котором заявлено об обязательстве Великобритании прекратить управление архипелагом. 800 баз США по всему миру, не считая баз других западных держав, военный бюджет стран НАТО свыше 1 триллиона долларов убедительно свидетельствуют о призрачности "либерального миропорядка" как господства свободы, ведущей по всеобщему благоденствию. Это попросту подмена понятий, особенно когда "либеральный порядок" пытаются противопоставить некому авторитарному как якобы единственной альтернативе доминированию Запада в современном мире. Выход из соглашений по контролю над вооружениями и угрозы Вашингтона измотать конкурентов в гонке вооружений указывают на рост военной опасности. Эта риторика призвана помочь уйти от разговора на равных о том, как обеспечить устойчивость глобального управления в мире, который кардинально изменился после окончания холодной войны. Одним из направлений дестабилизации и провоцирования напряженности во многих регионах мира стали "цветные революции". Такая политика, по существу, привела к потере времени в деле содействия развитию многих стран, включая ближневосточные, причем когда на это были ресурсы, в том числе в форме "дивиденда мира" после окончания холодной войны. Сейчас проблемы развития во весь рост встали и для западных стран. Поэтому неудивительно, что и там резко возрос спрос на смену курса. Нынешняя "гиперлиберальная революция", как и все остальные, похоже, исчерпала себя у своих истоков - в обществе самих западных стран. Это, прежде всего, касается внешней политики, которая все эти годы, через "революции" и войны, насилие и контроль, носила агрессивный характер с использованием жесткой силы. Остается только надеяться, что просветление снизойдет и на правящие круги западных стран, которые вновь смогут оценить преимущества международного правопорядка, общего для всех и потому требующего коллективных действий, а не имперского диктата.