«Мы заплатили собственникам квартир 40 миллионов»: глава филармонии — о сносе дома ради нового зала
Одна из самых скандальных историй 2018 года в Екатеринбурге — идея снести дом на Карла Либкнехта, чтобы построить там новое здание филармонии. По какой-то причине владельцы квартир узнали об этом из СМИ, а не от городских или областных властей (мэр Высокинский только лишь пообещал встретиться с жителями, но так и не сделал этого). Вполне логично, что после этого собственники квартир в сталинском доме взбунтовались. Они стали писать письма в прокуратуру, президенту, звать на помощь депутатов и других известных горожан. При этом директор филармонии Александр Колотурский также предпочитал ситуацию не комментировать. Но за несколько дней до Нового года он предложил встретиться и пообщаться. — Мы с вами несколько раз разговаривали про новый зал для филармонии. Есть версия, что с вариантом построить его вместо дома вас подставили, так как это изначально проблемная история. — Нет, я не считаю, что нас подставили. Да, вариант проблемный, мы это сразу понимали. — Кто предложил его? — Союз архитекторов — год или полтора года назад. Это место интересно с исторической точки зрения, так как тут Екатеринбургское общественное собрание проводило культурную жизнь. Здесь ставили оперы, проводили концерты, балы. Тут же был их клубный сад. Но только не тот, что есть сейчас, так как от него остался лишь маленький кусочек. Кстати, никого в своё время не волновало, когда в саду Вайнера строили здание горздрава, ставили гаражи. В 1994 году мы получили его в аренду, хотели возродить. Но в конце концов нам не дали реализовать задуманное. В итоге мы согласились с предложенным вариантом на Карла Либкнехта. Все должны понимать, что филармония будет только эксплуатировать этот комплекс, но место искали не мы. Новое здание — горожанам, жителям области, но почему-то все стрелки переводят на филармонию. Комментарии пишут, наверное, те, кто ни разу у нас не бывал, те, кто не знает, чем отличается опера от филармонии. — Как так может быть, что место для нового здания выбираете не вы? — От нас тут мало что зависит — мы можем только соглашаться или нет. Вы поймите, что за 13 лет у нас было пять вариантов. В 2005 году было предложение сделать его в саду Вайнера. Был вариант построить на пруду. Аркадий Михайлович Чернецкий предлагал разместить на Горького, напротив Дендрария. Ещё был вариант на Первомайской — Царской, на земле, которая принадлежит Владимиру Конькову. Год с ним пытались договориться на уровне председателя правительства. Он заявил, что у него есть внуки, пусть они и думают. Развернулся и ушёл. — Вы сказали, что решение о месте для строительства зала было принято год или полтора назад. А когда начались переговоры с собственниками квартир? — Очень поздно — только в начале ноября. Долгое время не был продуман механизм для этого выкупа. В итоге было решено, что это будет филармония за счёт заработанных денег. Никаких бюджетных средств мы на это не тратим! Прокуратура этот момент уже проверяла. — Согласитесь, что договариваться о покупке надо до объявления планов о сносе? — Согласен! Вы абсолютно правы. Но мы автономная бюджетная организация. И не мы принимаем такие важные решения. Это было сделано на самом высоком уровне (но не на том, о котором многие подумали). Если говорить о доме, то при всём моем уважении к жильцам он не представляет архитектурной ценности. Почему-то жильцы молчали, когда выравнивали улицу Карла Либкнехта (Проезжую часть на Карла Либкнехта выровняли, после чего исчез заезд с этой улицы во двор дома. — Прим. ред.). Из-за этого к их дому сейчас нельзя нормально подъехать. Плюс к тому они сидят на теплоцентрали, которая не стоит ни у кого на балансе и которую никто не обслуживает. Случись что с ней — и будет коллапс. При этом сразу было решено, что квартиры будут выкупать таким образом, чтобы улучшить условия тех, кто живёт в этом доме. Этот процесс сейчас вовсю идёт. Я согласился на интервью потому, что накопилось столько мифов вокруг этой истории. — Каких, например? — Якобы людей хотят выбросить на улицу, никто не хочет разговаривать, права ущемляют. — Люди же так говорят. — А кто-нибудь разобрался, кто эти люди? Да, один-два-три человека возмущаются. Например, Елена Шилкова. Она кандидат наук, заслуженный человек. Мы с ней давно общаемся. Началось ещё тогда, когда возводили пристрой филармонии. Но она не представляет всех собственников. Вот 25 ноября они написали письмо в прокуратуру, под которым стоят 25 подписей. Мы их внимательно изучили. Из этих подписантов самый активный — Иван Светлаков — вообще не собственник, а был лишь прописан в квартире отца. Но эту квартиру мы уже купили. Но даже после этого Иван продолжал давать интервью. Он заявлял, что за квадратный метр собственникам предлагают лишь по 60 тысяч. Но он, наверное, знает, по какой цене купили у отца! Из этих 25 подписантов четыре уже продали квартиры! Ещё пять вовсе не являются собственниками. В итоге там только 13 собственников, с тремя из которых мы уже договорились о покупке. — Но согласитесь, что владельцы квартир имеют право бороться за свою собственность? — Конечно, имеют! Я уважительно отношусь к жильцам, кто отстаивает своё мнение! Но не надо везде говорить и писать, что «мы — все собственники дома — не согласны». Выступайте от своего имени. Люди имеют право бороться, разговаривать, но пусть это делают от своего имени. Та же Елена Шилкова говорит, что представляет всех собственников дома, но это на самом деле не так. Когда мы начинали работу по выкупу квартир, то сначала наш риелтор обратился к ней. Они полчаса общались: риелтор попросил оповестить жильцов, что мы готовы разговаривать, обсуждать условия выкупа. Она категорически отказалась, заявив, что нам никто продавать квартиры не станет. По сути, перекрыла людям возможность значительно улучшить условия жизни. Нам пришлось искать телефоны владельцев, встречаться. В итоге на данный момент мы купили шесть квартир. Люди очень довольны, так как мы учитываем все затраты, например, на ремонт, который недавно сделали. — Сложно ли было договариваться о выкупе квартир? — Не сложно. Но этим же не я лично занимаюсь, а риелтор, у которого есть доверенность. Он обсуждает с собственниками, на каких условиях они согласны. К примеру, одна собственница решила, что теперь у неё появился шанс всей жизни, а потому попросила в пять раз больше, чем стоит ее квартира. С ней мы не договорились. Но вообще люди здравомыслящие. Одному купили на Никонова, другому — в «Бажовском». Каждый сам решает, какой вариант лучше. Или кто-то говорит, что живёт с сыном, но хочет разъехаться и надо купить две квартиры. Мы посчитали и согласились с таким предложением. Схема такая: риелтор встречается с собственником, обсуждает возможные варианты, а затем присылает их нам. Мы смотрим, насколько готовы удовлетворить эти требования. В среднем получается, что платим больше рыночной цены. — Сколько у вас на данный момент квартир в этом доме? — Пять квартир уже давно наши, шесть купили сейчас. Ещё с тремя достигнуто соглашение, которое оформим в начале следующего года. С четырьмя владельцами ведём переговоры. При этом три квартиры в доме стоят закрытые, а их собственники живут в других городах. На мой взгляд, есть четыре собственника, которые в принципе не согласны встречаться и обсуждать. Значит, будем общаться с ними последними. Отмечу, что позиция и правительства, и филармонии заключается в том, чтобы удовлетворить интересы жильцов! — Вы подсчитывали, сколько надо денег, чтобы выкупить все квартиры? — Нет, я этого просто не знаю. Сейчас мы потратили больше 40 миллионов рублей. Все купленные квартиры, кстати, оформляются в собственность Свердловской области. — Почему остановились на схеме выкупа квартир на филармонию? — Она самая быстрая и простая. Обсуждались разные варианты, поэтому мы только в ноябре приступили к выкупу. — Вели ли переговоры с собственниками нежилых помещений? — Там около 600 квадратных метров. Один собственник, у которого больше половины площадей, передал нам своё предложение по цене. Сейчас мы с ним уже договорились. — За какое время планируете завершить? — Думаю, что полгода-год, в худшем случае два. — Может быть, вы все-таки согласитесь встретиться с жильцами? — У меня есть представитель. Зачем мне встречаться? Это приведет только к конфликту. Сейчас уже идет конкретная работа. Кто желает — с теми мы разговариваем. — Но мне кажется, что вам всё-таки было бы хорошо встретиться с жильцами лично. — Зачем? — Показать, что вы готовы к диалогу. На мой взгляд, эта история проиграна и с точки зрения пиара. — Проиграна. Но что теперь делать? Если бы я управлял этим процессом, то, поверьте, такого бы не было. — За это время были какие-то угрозы в вашу сторону? — Нет, никаких угроз не было! — Как считаете, пострадала ли репутация филармонии из-за этого конфликта? — На мой взгляд, нет. Я могу только сожалеть, что есть те, кто мало занимается своим духовным развитием. Плохо, что сейчас люди не боятся показывать своё бескультурье. — Можете объяснить фразу министра культуры области Светланы Учайкиной: «Может быть, и в другом месте будет проект», которую она сказала жильцам? — Это её личное мнение. — Есть такое мнение, что этот проект, может быть, и хорош, но слишком большой для этого места. — Это же не проект, а идеология. Мы привыкли очень скупо относиться к организации пространства — коридорчик, зал, холл и всё. Идеология бюро Захи Хадид именно в том, чтобы максимально точно проработать пространство как внутри здания, так и снаружи. — У вас есть уверенность, что в конце концов построят нечто похожее на проект бюро Захи Хадид, а не очередную коробку? — Никакой коробки не будет! Конечно, представленный проект претерпит какие-то изменения, но не кардинальные. — Во сколько обойдётся новый комплекс? — Пока цены нет. Но думаю, что получится не дороже конгресс-центра, который сейчас достраивают на Кольцовском тракте. Точная цифра появится на следующем этапе работы над проектом. — Не много ли у нас получится новых залов: конгресс-центр, ледовый дворец УГМК, ваш? Плюс те, что есть уже сейчас. — Они же совершенно разного предназначения. Мы строим концертный акустический зал. Есть нормы, сколько должно быть мест в залах в зависимости от их профиля: два-четыре места на тысячу жителей. И у нас их пока ровно в два раза меньше, чем надо.
