Дефолт-1998: зарплата кафелем и сыром
Олег Викторович, историк архитектуры: «Я получал за две работы в театре Афанасьева, будучи актёром и начальником монтировочного цеха, порядка 700 рублей, а когда переехал в Тюмень [в областной театр], мне сразу положили оклад в районе 3600 (цены до дефолта. — Прим. ред.). К тому же была служебная квартира, за которую я платил только "коммуналку". И вот после августа 98-го мне пришлось всё равно крутиться: я работал на 5 работах. Вроде бы дали до этого приличную зарплату, а она обесценилась почти моментально. Работал дворником на двух участках, работал на тюменском телевидении в коммерческом отделе, в рекламном агентстве, где делали баннеры и растяжки, а также служил монтировщиком в театре. Я сейчас сам не очень понимаю, как я всё это успевал». Наталья Денисова, журналист: «Лично для меня период 98-го года каким-то финансово болезненным не был. Я тогда работала журналистом в одной из достаточно небедных на тот момент газет. Были какие-то выборы, какие-то калымчики… В общем, более-менее нормально с деньгами было. А у мамы 17 августа день рождения. Я решила сделать ей подарок: что-то из вещей покупали. Скорее всего, какую-то зимнюю одежду. И [для этого] я продала то ли 100, то ли 200 долларов: сходила с мамой на барахолку и всё купили. И вот в день рождения сидим, кушаем, а тут объявляют, что к нам пришла… Очередной большой песец. Первое ощущение тогда было: ну можно же было сходить и купить после дня рождения! Или подарить маме долларами. Единственно, утешало, что это были не все деньги. С тех пор у нас в семье предпочитают дарить [подарки] деньгами. Помню, что [тогда] здорово подорожали сигареты. Пачка сигарет за месяц-два подорожала раза в три. Ещё народ ездил в Киргизию на большой китайский рынок, где можно было купить одежду за копейки, привезти сюда и получить в 5 раз больше. Очень резко подорожала осенняя обувь во всяких "экко" и "саламандрах". Помню, ходила и смотрела на ценники квадратными глазами, потому что цена за пару обуви стала превышать мою месячную зарплату». Дмитрий Мишин, пиарщик: «Деньги очень быстро обесценивались. Одну и ту же вещь в магазинах можно было купить за разные деньги: где-то она ещё оставалась по старой цене. У меня как у вчерашнего студента были очень скромные накопления. Чтобы они не пропали, я решил вложить их в то, что давно собирался купить. Этими вещами оказались: альбом Radiohead «OK Computer» — фирменное издание за 90 рублей (15 долларов. — Прим. ред.) и кожаная борсетка с портмоне модной тогда турецкой марки Petek. Диск я слушаю до сих пор, а борсетку у меня через некоторое время похитил карлик-лифтёр, который работал в одном из новосибирских офисных зданий. Украл из офиса на столе. А с портмоне вообще фееричная история. Я стоял в очереди за пиццей в пиццерии на Советской. И у меня это портмоне был в кармане, а потом смотрю — нет его. Вижу: за столом сидит такая компания, достаточно мрачная, вот этих карманников. И я им очень долго объяснял, почему они должны вернуть мне [портмоне]. Очень долго с ними рядились. В конце концов за два игровых жетона для игровых автоматов, которые там же стояли, я у них выкупил своё портмоне». Павел Симаков, предприниматель: «Я учился в институте. А семья наша оказалась без средств к существованию. Мать была предпринимателем и под 1998 год взяла товарный кредит в Средней Азии в долларах. До весны ещё какие-то движения были, но в августе — каюк, а с сентября уже вообще [в доме] нечего было кушать. С осени 1998 года источник доходов был очень простой: мы с братом вечером двигались по улице и собирали бутылки. Потом сдавали, покупали муку, замешивали в чудо-печке и делали хлеб. Так получалось дешевле, [чем покупать]. Хлеб и чай — такая вот диета была. Ближе к Новому году придумали бизнес: автобусные перевозки в Среднюю Азию. Собирали пассажиров на ж/д вокзале и отправляли в Среднюю Азию. Просто оттуда автобусы привозили работников на Хилокский рынок на сезонные работы, а уезжали обратно пустыми. А мы предложили им собирать пассажиров с вокзала и отправлять дешевле поезда. Решили вопросы с ментами, с бандитами и организовали всё. С этого первые деньги появились, а дальше потихоньку пошла торговля сотовыми телефонами». Андрей Поздняков, маркетолог: «В июле 1998-го я окончил университет и устроился на работу социологом-маркетологом в частную компанию. Зарплата тогда [у нас] фиксировалась в долларах и была 300 долларов. Но выдавали её в рублях, то есть 1800 рублей. Потом случился августовский кризис, а зарплата осталась такой же — 1800. У нас, как говорил наш директор, "на фирме" был собственный курс доллара, который никак не зависел от центробанковского. Но наш внутренний курс был всё таким же: примерно 6 рублей за доллар. И наш директор даже рассказывал журналистам, что у него средняя зарплата по компании — 500 долларов, что люди переживают кризис хорошо и никаких проблем нет. А по факту это были 100 долларов. Помню, как люди по старой советской привычке рванули в магазины чего-то закупать, и опять в магазинах образовались очереди за какой-то ерундой типа соли, гречки и макарон. Но цены на продукты [сразу] не подскочили — росли достаточно плавно. Резко подорожали все импортные товары. Поднялись цены на радиотехнику. А мы были молодой семьёй, и у нас не было телевизора. Мы попытались с первой зарплаты отложить немножко, но потом поняли, что это бессмысленно. Тогда мы купили шкаф бийского производства. Отвратительный и ужасный платяной шкаф. При первом же переезде он развалился. Но выглядел он по тогдашним ценам невероятно дёшево. Ещё помню, все тогда слушали [лидера партии "Яблоко" Григория] Явлинского. После дефолта это был такой человек-разъяснитель: он рассказывал, что произошло, что с нами сделало наше правительство, как следует себя вести, как реагировать на доллар. Это звучало очень мудро и весомо». Вадим Синицын, радиоведущий: «Я тогда работал музыкальным редактором и ведущим на радиостанции "Студия Энн". Деньги резко кончились у всех и везде. У нас практически не было клиентов. А те клиенты, которые оставались, работали только за бартер. Руководство нам выдавало какую-то еду в счёт зарплаты, чтобы мы там с голоду ноги не протянули. Я помню, как тащил домой ящик с консервами. А ещё договорились с сетью ресторанов быстрого питания, где мы на обед могли съесть что-то из их меню: бутерброды большие и что-то ещё. Так выживали несколько месяцев. Мы, собственно, работали за еду. Потом ещё оставались какие-то долги по зарплате, и я взял себе диван. Мне очень он нужен был, потому что спать было не на чем — старый сломался». Денис Соболев, писатель: «Мне было 17 лет. Я жил тогда в Киселёвске, это Кузбасс. Брат работал в шахте, но там зарплату платили кафельной плиткой и большими головами сыра. Соответственно, мы со всех собирали эту плитку и везли куда-нибудь в Новокузнецк, где продавали, а потом раздавали людям деньги. Сыр ели и так же продавали или меняли на другие продукты. Например, на местной кондитерской фабрике сыр меняли на муку, сахар, масло, сгущёнку. Потом с друзьями ловили рыбу сетями — карася. Часть отдавали бабулькам на рынке торговать, часть выменивали на разных предприятиях на разную продукцию. В магазины сдавали опять же. Ну и параллельно подрабатывали в разных местах. Я, например, работал в английской компании, на которой кризис никак не сказался: компания поставляла шахтное угольно-добывающее оборудование. Работал там внештатно: принеси-подай. И платила мне за работу не компания, а мужики из своих зарплат, которые получали по 700 долларов. Тогда это были огромные деньги». Евгений Шевердук, системный администратор: «В тот период я понахватал кучу работ. На основной работе — инженером в Институте автоматики и электрометрии СО РАН — появлялся три раза в неделю, а всё остальное [время] колесил по Новосибирску. Зарплату в институте платили… Не помню про задержки, но офигенно мало. По загрузке: в шесть вставал, в десять-одиннадцать [вечера] дома. Как-то раз посчитал дополнительные подработки: по городу проехал по семи точкам, а на восьмую не успел. Физически. Помню, что денег хватало лишь за съёмное жильё платить, я в Бердске снимал, а на еду… Реально выбор был: либо ты ешь в городе, либо у тебя на транспорт уходит [всё]. Жена на тот момент была учительницей: задержки зарплаты были до четырёх месяцев. Лично для меня все изменилось в 2000-х, когда я защитил диплом и стал работать в [телекомпании] РТВ. Тогда уже стабилизировалось и по деньгам, и по всему [основному] — шабашки я закрыл». Читайте также: «Государство — не очень эффективный собственник». Макроаналитик — о том, почему чиновники прячут деньги в фонды, финансируют США и чем плох биткоин.
