The New Yorker (США): Нефть как символ надежды для народов прикаспийского региона
В детстве я вместе со своим классом побывал на экскурсии во французском городе Лурд. Меня воспитывали христианские братья из католического ордена, которые считали, что находящийся в городе грот является чудотворным местом, потому что в 1858 году одной местной девочке там явилась Дева Мария. С тех пор грот стал популярным центром паломничества, куда возят больных, увечных и страдающих психическими расстройствами в надежде на их исцеление вытекающей из источника святой водой. Больше всего из той поездки в Лурд я запомнил не молящихся в бесчисленных розариях паломников, не службы на открытом воздухе, а сам маленький грот, вокруг которого валялись брошенные костыли и трости. Они лежали кучами на каменистой земле вокруг подсвеченной статуи Богоматери как доказательство целебных свойств святой воды из источника. Я снова вспомнил про ту поездку, когда впервые увидел фотографию, сделанную Хлоей Дью Мэтьюз (Chloe Dewe Mathews). На ней видны многочисленные костыли и трости, прислоненные к стене музея в азербайджанском Нафталане. Но Нафталан это курортный город, а не место религиозного паломничества. Люди едут туда, чтобы искупаться в сырой нефти, которая подобно коричневой грязи стекает из резервуаров по булькающим трубам вниз — в покрытые пятнами ванны. Они надеются, что мнимые целебные свойства нефти помогут им излечиться от недугов. Меня это зрелище поразило — как мрачный советский контраст чистой родниковой воде Лурда. Уроженка Лондона Дью Мэтьюз изучала изобразительные искусства, а потом занялась документальной фотографией. В санаториях Нафталана она побывала во время своего сухопутного путешествия из Китая в Британию в 2010 году. Регион вокруг Каспийского моря, где Азия почти незаметно сливается с Европой, является наслоением истории и культур, в котором можно увидеть следы нескольких империй, переживавших на протяжении веков периоды подъема и падения. Османы, персы, монголы и русские приходили сюда и уходили. Дью Мэтьюз заинтриговали противоречия, сформировавшие облик этого региона. Не в последнюю очередь это вызвано тем, что нефть и газ имеют огромное значение для экономик стран, которые граничат с Каспийским морем: Азербайджана, Казахстана, России, Туркмении и Ирана. Ее фотографии не ограничиваются географическими рамками Нафталана, и по мере того, как камера Дью Мэтьюз охватывает все более обширные районы, возникает сложная повествовательная линия о чувстве принадлежности, традициях и современности. Это также рассказ о том, как даже в самые неспокойные времена в быстро меняющейся постсоветской культуре сохраняется древняя культурная среда и верования. Целительные свойства нефти Нафталана еще в 12 веке прославлял азербайджанский поэт Низами Гянджеви. Марко Поло писал в своих дневниках, что эта жидкость «хороша для горения и как целебная мазь для людей и верблюдов, страдающих от болячек и чесотки». В 1870 году проезжий торговец пряностями оставил там своего тяжелобольного верблюда, а на обратном пути обнаружил, что животное полностью выздоровело, регулярно купаясь в луже нафталанской нефти. Немецкие предприниматели в то время установили, что местная нефть слишком тяжела для промышленного использования, и тем не менее, отправляли ее в Германию, считая, что она обладает медицинскими свойствами. В середине 20 века новости об оздоровительных качествах нафталанской нефти-сырца просочились из Азербайджана в Россию, и в этом городе было построено семь больших санаториев. На пике славы Нафталана в начале 1980-х годов его ежегодно посещали десятки тысяч людей, приезжавших из России по бесплатным путевкам, которые им предоставляло советское государство. После распада Советского Союза санатории захирели, но в последние десятилетия произошли драматические изменения, и началась новая застройка города шикарными отелями. Власти также планируют создать там международный аэропорт для приема паломников за здоровьем, которые во все больших количествах приезжают из-за рубежа. Во время своих поездок по региону Дью Мэтьюз встречала села, города и целые области, ищущие и не могущие найти собственное «я» после десятилетий советской власти. В неумолимом наступлении модернизации нефть является драгоценным товаром, который однако зачастую весьма неоднозначен. Так, возле портового города Актау в Казахстане она наткнулась на общину трудовых мигрантов из Узбекистана, которые сооружают изысканные мавзолеи для нового, обогатившегося на нефти среднего класса. Группа из десяти рабочих в летние месяцы жила на кладбище и спала на открытом воздухе под своими цветными одеялами. Каждый мужчина зарабатывал всего 13 долларов в день. Ландшафт был ослепительно белый, а человеческие фигуры передвигались по некрополю подобно призракам в своих самодельных масках и темных очках, прячась таким образом от яркого и испепеляющего солнца. В мавзолеях Кошкар-Аты когда-то хоронили местных святых, но многие современные усыпальницы украшены не древними религиозными символами, а рисунками нефтяных вышек. У Дью Мэтьюз есть две фотографии, которые являются ярким свидетельством сложных противоречий, существующих в каспийском регионе. Первая — это снимок Пламенных башен, как называют самые высокие здания в азербайджанской столице Баку. Они возвышаются над городом в своей сверкающей металлической симметрии. Поверхность каждой покрыта бесчисленными светодиодным экранами, которые ночью создают впечатление языков пламени, лижущих темное небо. Они во всеуслышание заявляют о богатстве, привилегиях и статусе, и во многом похожи на эффектную и говорящую архитектуру некоторых нефтяных стран Персидского залива. На второй фотографии — рукотворное зрелище, ставшее таковым по чистой случайности. Речь идет о 70-метровой в диаметре дыре Дарваза, находящейся в Туркмении. Это газовый кратер, получивший название «Врата ада». Он горит с 1971 года. Считается, что кратер возник, когда советские геологи проводили буровые работы в Туркмении, и песок под ними провалился. Специалисты подожгли выходивший оттуда газ, надеясь, что он полностью выгорит. Этот внушительный кратер, выплевывающий в небо ядовитые языки пламени, ужасен в своей стихийной красоте. Это очень точный и меткий символ, отражающий опасность стремления к современности, которое породила нефть Каспия.
