Технологии для Арктики

Москва, 22 сентября - "Вести.Экономика" Арктический шельф России на предмет добычи нефти и газа изучен очень слабо, примерно на 11–12%. В настоящий момент в условиях сложной ледовой обстановки реализуются всего два проекта в мире. Один из них – российский. О перспективах работы в этом направлении журналу "Газпром" рассказал исполнительный вице-президент группы компаний «НьюТек Сервисез», профессор Российского государственного университета нефти и газа им. И.М. Губкина Валерий Бессель.

Шельф – Валерий Владимирович, если говорить о вопросах разведки и добычи, есть арктический шельф, к которому проявляет интерес масса компаний и стран. Если мы смотрим на Карское море, там гораздо более жесткие условия, чем в Баренцевом и Печорском. Существуют ли в нашей стране сейчас технологии, которые позволили бы разрабатывать месторождения в условиях почти круглогодичных льдов толщиной порядка 2 м и более?

– Действительно, все возможные в будущем великие открытия в области нефти и газа будут связаны с шельфом. Сегодня самый большой опыт разведочного бурения в российской Арктике у «Газпром флота» – с начала 2000-х годов компания открыла девять новых месторождений на арктическом шельфе. И я думаю, впереди еще новые открытия крупных уникальных месторождений. Шельф восточнее Карского моря пока terra incognita. Вести промышленную добычу углеводородов подо льдами пока не умеет никто в мире. В настоящий момент всего два проекта в мире реализуются в условиях сложной ледовой обстановки на шельфе Арктики. Первый – в России. Это МЛСП «Приразломная» «Газпром нефти». А второй – в море Бофорта на Аляске с искусственного острова Нортстар.

Большая проблема, связанная с шельфом, – проводить сейсмику в условиях льдов. То же самое усложняет добычу. Но эта проблема решается. К примеру, сегодня ЦКБ «Рубин» подготовило концепцию автоматизированного подводного бурового комплекса «Айсберг» с атомной энергетической установкой для геологоразведки и добычи углеводородов подо льдами Арктики. Работ на шельфе ведется мало из-за того, что у нас практически все морские акватории – замерзающие. Это объективно ограничивает спрос на оборудование и суда для работ на шельфе. Об это спотыкаются объективно необходимые стране процессы импортозамещения оборудования для разведки и добычи углеводородов на шельфе.

На производстве десятка комплектов подводных добычных комплексов рентабельного бизнеса не построишь. Нужно производить и продавать оборудование хотя бы для 40–50 офшорных скважин в год. А как показывает опыт «Газпром флота», реально работать на арктическом шельфе можно только около 3,5 теплых месяца в году. Это примерно 1–2 скважины. Только в редкие рекордные годы компании удавалось пробурить три разведочные скважины за сезон.

Чтобы нарастить объемы работы на шельфе, полагаю, имеет смысл выстраивать совместные проекты с Китаем, который бурит скважины в своей незамерзающей прибрежной зоне. Нам надо научиться проводить совместные изыскания, создавать производственно-технологические цепочки и, наверное, думать о совместной добыче углеводородов на шельфе, которые будут востребованы как нашей, так и их быстрорастущей экономикой.

– А если создать производства и выйти на рынок Китая?

– Китай откажется. Он не заинтересован в простой покупке оборудования. Заинтересовать его может только совместный взаимовыгодный проект. И я уверен, что в ближайшие годы такой проект – производство устьевого оборудования для работы на арктическом шельфе – будет реализован. Для работ на глубинах 300–400 м в замерзающих морях без такого оборудования не обойтись.

– Разве у Китая нет такого оборудования, если они уже работают на своем шельфе?

– Они освоили производство оборудования для своих условий. Но с ним нельзя работать в условиях низких температур и сложной ледовой обстановки. Производство такого оборудования требует специфических знаний и опыта.

Надо быть полезными друг для друга. Нам нужны китайские промышленные мощности и европейские, в том числе и немецкие, технологии. А им остро нужны наши углеводороды. Так что мы кровно заинтересованы друг в друге. А в будущем, когда не только мы, но и наши соседи по Арктике займутся ее освоением, будет очень востребован наш опыт работы на замерзающем шельфе. Сегодня только компании Группы «Газпром» умеют на практике работать во льдах. И могут поделиться своими знаниями и опытом с другими странами, не бесплатно, конечно.

Пока же арктический шельф остается в статусе общероссийской кладовой. «Газпром» абсолютно правильно сделал, что сосредоточил свои усилия на полуострове Ямал, офшорных месторождениях острова Сахалин и месторождениях юго-востока страны. Это хоть и сложные регионы, но здесь работать гораздо легче, чем на арктическом шельфе. Кроме того, новые центры газодобычи позволят обеспечить надежный экспорт как на Запад, так и на Восток. Газовая отрасль, если говорить о разработке таких уникальных месторождений, как Чаяндинское и Ковыктинское, позволит привлечь в восточные регионы России огромные инвестиции. Будут создаваться новые рабочие места, а следом вырастет спрос на углеводороды и внутри страны. Разрабатываемых сейчас месторождений в новых центрах газодобычи хватит стране на ближайшие 40–60 лет.

– А что потом? Шельф?

– Я бы не заглядывал на более отдаленную перспективу. Потом нужно смотреть по ситуации в отрасли – на развитие технологий, цену ресурсов, изменения климата. Нефть и газ – теоретически возобновляемые ресурсы, но геологическое время формирования ловушек – миллионы и десятки миллионов лет, что практически ставит нефть и газ в разряд невозобновляемых ресурсов. В конечном итоге, как это было уже не раз в истории развития человечества, произойдет смена энергетической парадигмы, что является следствием диалектического процесса научного познания.

Смена парадигмы – Новая парадигма – это возобновляемые источники энергии?

– Не только. Мы занимаемся вопросом возобновляемой энергетики. На лекциях для магистрантов я привожу пример, что на 100 га земли мы можем пробурить одну газовую скважину, или пять-шесть нефтяных скважин, или установить солнечные панели с КПД 20%. При среднестатистическом дебите скважин по нефти и газу, а также существующих КПД преобразования углеводородного топлива в электрическую энергию на тепловых станциях выходная электрическая мощность с этой площади будет составлять порядка 40 МВт для газовой скважины, 9–10 МВт для нефтяных скважин и 33–35 МВт для СЭС, а земля будет выведена из оборота в любом случае. Но солнечная энергия практически бесконечна, как говорит наука, солнце будет нам светить еще 4 млрд лет.

Когда я начал заниматься темой возобновляемой энергетики, мне пришлось обратиться к опыту Советского Союза. Я не хочу никого обижать, но в техническом и технологическом плане СССР был многократно мощнее современной России. Наша страна была лидером на всех направлениях науки и техники, в том числе и в вопросах возобновляемой энергетики. Союз был лидером по разработкам в области управляемого термоядерного синтеза, водородной, ветровой и солнечной энергетике. Только в нашей стране был разработан и реально летал на водородном топливе самолет Ту-155.

У нас были колоссальные наработки в области управляемого термоядерного синтеза. «Токамак», аналоги которого сейчас используются во всех лабораториях мира, был разработан советскими учеными в 50-х годах прошлого столетия. Нашим специалистам десятилетия назад удалось добиться протекания управляемой термоядерной реакции в течение 0,0015 секунды. Это было достигнуто на компьютерной технике середины прошлого столетия. С учетом ураганных темпов развития науки и техники, и особенно вычислительной, термоядерный синтез – это безусловно очень перспективное направление мировой энергетики. Тем более что сырьем для него мы также обеспечены на миллиарды лет.

По моим ощущениям, которые я черпаю из анализа научной литературы, прорыв в области управляемого термоядерного синтеза можно ожидать уже к середине нынешнего века. Но до практического его применения в энергетике пройдет еще очень много времени, поэтому нефть и газ пока являются и долго еще будут оставаться основой мировой энергетики – их надо добывать и продавать.

– Но ведь ни один энергетический ресурс, освоенный человечеством, не был заброшен после того, как происходила смена энергетических парадигм. Мы до сих пор используем дрова и уголь. Притом угля потребляем даже больше, чем потребляли в условный «век угля».

– Так и есть. И после следующей смены парадигмы нефть и газ никуда не уйдут. Они будут востребованы. Но скорее не в области энергетики, а в области нефте- и газохимии.

Беседу вел Александр Фролов