«Это совсем другое дело» стало клеймом для «либералов»

Давно хочу продать кому-нибудь водочный бренд «Двойной стандарт». И слоган: «Забирает вдвойне». С готтентотской моралью мы сталкиваемся повсеместно, и сами горазды ее демонстрировать. Но если в жизни она более-менее понятна (скажем, трудно ждать от человека, что он с одними мерками будет подходить к своим друзьям и посторонним людям), то в рассуждениях выглядит анекдотично и дико. Мем «Это совсем другое дело» стал клеймом для «либералов» – и не потому, что образом мыслей они очень уж сильно отличаются от «патриотов», а потому, что именно они несут на своих кумачах лозунги гуманизма, правды и свободы.

Когда в белые одежды рядится ложь, это выглядит куда более странным, чем откровенность «ватников». Мем появился, кажется, примерно тогда, когда своих оппонентов «либералы» начали упрекать в нравственном релятивизме: как можно говорить, что все так делают?! Ссылка на «совсем другое дело» выглядит логичным развитием этого тезиса морального негодования. Но удивительным образом факты остаются фактами – не только наш «кровавый режим», но и белорусский не делают ничего такого, чем не занимались бы «цивилизованные демократии» или их подопечные.

В данном случае речь о фактическом угоне самолета с бывшим шеф-редактором телеграм-канала Nexta и бывшим бойцом батальона «Азов», который американские конгрессмены требовали признать террористической организацией. Роману Протасевичу скорее всего готовят открытый покаянный процесс, на котором может всплыть много интересного о вмешательстве западных держав во внутренние дела Белоруссии. Любая угроза жизни пассажиров ничем не оправдана, но после того, как свободная Украина пять лет назад точно таким же образом развернула самолет с антимайдановским политтехнологом, а США при выдающемся демократе Обаме посадили самолет с президентом Боливии, в котором рассчитывали найти Эдварда Сноудена, на что жаловаться? На то, что дурной пример заразителен?

Вы можете себе представить, чтобы какая-то страна посадила самолет с президентом США? А с Боливией так можно. Потому что право сильного. На этот раз сильным оказался Лукашенко. Как в свое время цинично, но справедливо заметила Юлия Латынина по поводу ареста Ассанжа, «извини, парень, если ты борешься с ужасным Левиафаном и получаешь сдачи, то как-то странно получается, что можно этого Левиафана ругать и можно с ним бороться, но тебе ничего за это не должно прилетать». Ну а если уж прилетает от цитадели демократии, то, чего ждать от «последнего диктатора Европы»?

Протасевича сейчас выставляют невинной жертвой и узником совести. На эту роль человек, который из уютной Варшавы собирал под дубинки омоновцев белорусских протестующих, явно не тянет. Представьте себе, что телеканал Russia Today разжигает протесты в Вашингтоне или Лондоне. Получилось? То-то и оно. Можно ли избавиться от двойных стандартов? Можно ли продолжать считать, что одни протесты подавлять можно, а другие нельзя? Где критерий, и критерий чего можно искать, рассуждая на эту тему? Чья свобода должна кончаться там, где начинается свобода другого, и чья – не должна?

Я сейчас читаю книжку Михаила Зыгаря «Все свободны» – о выборах 1996 года, когда ради торжества демократии были растоптаны все демократические принципы. Для меня ничего принципиально нового, но много интересных нюансов. Я как раз тогда готовил на «Авторском телевидении» спецвыпуск ко дню выборов, и предложил провести уличный опрос на тему: «Что бы вы предпочли – фальсификацию выборов или победу своих политических противников?» Надо мной только посмеялись. Боюсь, при тех же ставках я бы предпочел фальсификацию выборов. Боюсь, почти все остальные – тоже. По одной простой причине: выбора меньшего зла. А каким было бы ваше решение, если бы машина времени забросила вас в Германию, и на дворе стоял 1933 год? В политике между хорошим и очень хорошим не выбирают. Чтобы все выглядело пристойно, достаточно назвать меньшее зло добром. Фигуры речи легко исправляют недостатки мысли. Есть ли смысл избавляться от двойных стандартов? Разве нелогично быть на стороне своей страны, партии, компании единомышленников (ненужное зачеркнуть)? Зачем вообще думать за тех, кто находится на противоположной стороне окопа, особенно умозрительного? Разве не надо стремиться к победе, если мы знаем, в чем счастье, а в руках у нас – золотая рыбка?

Плох не двойной стандарт, а когнитивный диссонанс. Плохо превращать себя в посмешище. Пропагандистам негоже строить из себя моралистов. Образ действий очень многое сообщает мысли. И о мысли. Можно хотеть, чтоб к штыку приравняли перо, но от этого перо в штык не превратится. Особенно куриное. Проблема русской интеллигенции в том, что философию она традиционно почитала за руководство к действию, а за действие держала слова. Но действия – это поступки. Слова бывают поступками лишь тогда, когда за них приходится платить. А платить приходится не за те слова, которые все ожидают услышать. За те, которых ожидают, заплатят вам.

Интеллигенции свойственна самоидентификация методом от противного. Противной обычно оказывается власть, а приятным – нечто, ей противоположное. Но есть нюанс: по мере приближения к власти она оказывается все более приятной. По крайней мере, пока не приходит пора расплачиваться за бесплатный сыр. Этот парадокс объясняет мысль Мишеля Фуко: «власть приходит снизу, это значит, что в основании отношений власти в качестве всеобщей матрицы не существует никакой бинарной и глобальной оппозиции между господствующими и теми, над кем господствуют».

Принц датский утверждал, что всех нас в трусов превращает мысль. Смельчаки с отсутствием мозгов – не лучшая альтернатива. Слишком часто запоздалые и с чужой помощью появившиеся в голове мысли заставляют их давать покаянные признательные показания. Наверное, сломать можно любого. Но большинство ломать ни к чему: чтобы понять, с какой стороны бутерброд намазан маслом, большого ума не требуется. В героев мысль превращает очень немногих. Это произошло с академиком Сахаровым. В мысли важна честность.