<p>В частности, деньги в эти фонды идут от двух структур: Государственное управление иностранных активов и Китайская инвестиционная корпорация. Эти две структуры являются одними из крупнейших в мире вкладчиков в альтернативные инвестиции – зонтичный термин, описывающий категорию неликвидных инвестиций, в которой доминируют частные инвестиции. Кроме того, Валютное управление Гонконга, де-факто центральный банк территории, инвестировало около $62 млрд в прямые инвестиции и недвижимость. Оно также владеет долей в CVC Capital Partners, одной из крупнейших европейских компаний, занимающихся выкупами, и инвестировало в ее фонды. </p><p>Деньги текут из КНР на Запад зачастую через оффшорные структуры, что позволило китайским государственным фондам вложить сотни миллиардов долларов в экономику западных стран, получая доли в компаниях таких секторов, как здравоохранение, технологии и промышленность. Эти косвенные инвестиции Пекина через фонды частных инвестиций растут в объеме, потому что западные правительства и регулирующие органы предпринимают шаги, чтобы помешать китайским государственным фондам напрямую инвестировать в компании и инфраструктурные активы. К тому же сама отрасль частных инвестиций сильно выросла и объем этого класса активов оценивается в $13 трлн. </p><p>Руководители фондов частных инвестиций настаивают на том, что деньги китайских государственных структур в их фондах не представляют риска для национальной безопасности, поскольку их структура, как правило, не дает таким инвесторам мест в совете директоров или права голоса. Более того, некоторые считают это безрисковым способом привлечь капитал из КНР, при этом не давая китайской стороне корпоративного влияния. </p><p>Инвестиции китайских государственных фондов в западные активы начинают привлекать внимание политических кругов, поскольку они создали связи между Пекином и западными экономиками, которые практически невозможно распутать. «То, что китайские государственные инвесторы фактически владеют такими большими участками нашей экономики и инфраструктуры через свои вливания в фонды частных инвестиций и другие инвестиционные механизмы, вызывает глубокую озабоченность, – заявила Алисия Кернс, член британского парламента от консерваторов, возглавляющая Специальный комитет по иностранным делам. – Частный характер этих фондов означает, что невозможно узнать истинные масштабы этого явления». </p><p>Питер Лу из юридической компании McDermott Will & Emery, который представлял интересы китайских государственных фондов в их зарубежных сделках, сообщил, что регулирующие органы все чаще начинают обращать внимание на деньги, стоящие за фондами частных инвестиций. «Все чаще при заключении крупных сделок фонды частных инвестиций вынуждены сообщать регулирующим органам США и Великобритании, кто за ними стоит, подавая документы, касающиеся национальной безопасности, – отметил Лу. – В этих сделках участвуют инвесторы не только из Китая, но и из Саудовской Аравии, Катара, всего мира. Крупному суверенному фонду очень трудно спрятаться. Я советую своим клиентам: будьте очень прозрачными с самого начала». </p><p>Китайские инвестиции на Запад изначально не просеивались через сильный регуляторный фильтр и даже приветствовались. 20 мая 2007 года правительство Китая объявило о крупной зарубежной сделке: приобретении доли в американском гиганте прямых инвестиций Blackstone на $3 млрд. В то время основатель Blackstone миллиардер Стивен Шварцман назвал эту сделку «сменой парадигмы в глобальном движении капитала», однако с тех пор китайская сторона продала свою долю. </p><p>После мирового финансового кризиса китайские суверенные фонды наладили более тесные связи с частными инвестиционными компаниями, многие из которых испытывали трудности с привлечением средств из более традиционных источников капитала. Именитые фонды частного капитала Carlyle Group, Permira, BC Partners, EQT, Brookfield, Nordic Capital, CVC Capital Partners, Blackstone, Ardian, Hg Capital, Bridgepoint, Eurazeo, Triton и Global Infrastructure Partners (GIP) получали деньги из Китая. </p><p>В 2010-х годах западные правительства, особенно в Великобритании, принимали китайские инвестиции с распростертыми объятиями. Суверенные фонды благосостояния Китая покупали доли непосредственно в активах Великобритании, таких как аэропорт Хитроу. В 2015 году тогдашний премьер-министр Дэвид Кэмерон в своей речи по случаю визита председателя КНР Си Цзиньпина призвал Великобританию стать «предпочтительным партнером» для Китая на Западе. Кэмерон даже попытался создать свою собственную компанию частных инвестиций, хотя впоследствии от этой инициативы отказался. </p><p>По данным аналитического центра Rhodium Group, в 2016 году чистые прямые инвестиции Китая в США достигли рекордного уровня – почти $50 млрд. Избрание Дональда Трампа президентом США в 2016 году начало тормозить амбиции Китая в области трансграничных прямых инвестиций. В 2018 году было принято новое законодательство, расширяющее полномочия Комитета по иностранным инвестициям в США – правительственного агентства, которое отслеживает и иногда блокирует прямые инвестиции, имеющие последствия для национальной безопасности. </p><p>Усиление контроля привело к замедлению роста китайских инвестиций в США, при этом общая стоимость заключенных сделок снизилась до менее $10 млрд в 2019 и 2020 годах, свидетельствуют данные Rhodium. </p><p>Однако ограничение прямых инвестиций не помешало китайским государственным фондам направить значительные суммы денежных средств в экономику западных стран опосредованно, через частные фонды и остаться незамеченными для регуляторов и политиков. При этом некоторые суверенные фонды инвестировали через аффилированные структуры с другими названиями. </p><p>Конфликт на Украине встряхнул отрасль. Есть опасения, что сильная интегрированность КНР в мировую экономику и высокая доля присутствия в западных активах помешает ввести санкции против Поднебесной в случае геополитической эскалации. В то же время, по словам участников рынка, многие корпорации и инвесторы были удивлены тем, как быстро были введены санкции против России и российских олигархов, и теперь пытаются лучше понимать геополитическую конъюнктуру на случай следующих кризисов. </p>
