В середине апреля на мировом рынке нефти случился коллапс: цены впервые в истории стали отрицательными. И хотя касалось это лишь американского сорта WTI и единственного контракта на него с поставкой в мае 2020 года, событие тем не менее вызвало панику и заставило говорить о наступлении новой эпохи, в которой нефть будет не нужна, а добывающие ее страны ждет разорение. Но главными пострадавшими оказались не они: государственные бюджеты почти не зависят от краткосрочных колебаний котировок, чего не скажешь о непосредственных участниках торгов. Многие из них — простые люди, рискующие своими деньгами ради дополнительного заработка. Никто до последнего не верил в реальность происходящего и в то, что убытки, а вместе с ними и долги, будут исчисляться миллионами. Невиданный крах — в материале «Ленты.ру».

Из-под земли достали

Добываемая в мире нефть неоднородна: в зависимости от страны или отдельного региона могут сильно различаться качество и характеристики, главные из которых плотность и содержание серы. Более качественным считается низкосернистое топливо с низкой плотностью. Из нескольких десятков сортов (почти у каждой страны-экспортера есть свой) выделяют два эталонных: североевропейский (в основном норвежский) Brent и американский WTI. Именно на них ориентируются остальные продавцы, устанавливая надбавку или скидку к базовой цене. Они же торгуются на главных мировых биржах. В прошлом году столичный эмират ОАЭ Абу-Даби готовился вывести на рынок собственный сорт Murban, но признания в качестве полноценного эталона он пока не получил, ограничиваясь ролью регионального ориентира. Последние десять лет Brent стоит дороже WTI, и разница постоянно меняется, хотя несколько десятилетий вплоть до 2010-го расклад был противоположным. Такое положение объясняется сразу несколькими причинами. Наибольшее влияние оказала «сланцевая революция», когда на мировом рынке резко возросло предложение нефти, схожей по характеристикам с WTI, — покупатели стали ценить ее чуть меньше. Кроме того, США расположены дальше от основных потребителей, нежели Северная Европа. Профессиональные трейдеры, связывающие изначальных продавцов (добывающие компании) и покупателей (нефтеперерабатывающие заводы), вынуждены тратить больше на доставку. Чтобы не отпугивать клиентов высокой конечной ценой, они снижают расходы, с чем вынуждены считаться нефтяники. Чтобы цены были более справедливыми и соответствовали интересам всех сторон, нефтью начали торговать на бирже. Хотя существенная доля поставок по-прежнему производится по долгосрочным контрактам, параметры которых определяются заранее на все время действия, то есть на годы и десятилетия вперед. Главные мировые площадки — лондонская ICE, где устанавливаются котировки Brent, и нью-йоркская NYMEX (входит в группу Чикагской товарной биржи CME), на которой торгуется WTI. Именно их котировки называют, когда говорят о текущих ценах на нефть. В обоих случаях речь идет о фьючерсных контрактах: при их покупке или продаже фиксируются цены на будущее. По сути, они представляют собой договоренность об отложенной сделке на заранее известных условиях, поэтому продать фьючерс может каждый, у кого есть (или к моменту исполнения сделки будет) базовый товар. Благодаря фьючерсам и добывающие компании, и нефтеперерабатывающие заводы страхуются от возможных колебаний: первые продают, а вторые покупают нефть по цене, которую считают приемлемой. Трейдеры лишены многих рисков, поскольку не несут расходов по добыче, и часто прибегают к самой популярной схеме: получают физическую нефть от добывающих компаний по долгосрочным контрактам или через фьючерсы и продают фьючерсы на нее на несколько месяцев вперед. Основную прибыль при этом они получают за счет контанго — стандартной для биржевых торгов ситуации, когда цены в будущем выше текущих, а контракты на более отдаленную перспективу стоят дороже. Главная задача трейдеров — найти возможность для хранения нефти до момента поставки по фьючерсу. Чаще всего они арендуют резервуары на суше или гигантские морские танкеры, самые вместительные из которых рассчитаны на миллионы баррелей. Если хранить топливо негде, профессиональные торговцы могут продать ее на одном из хабов — это торговые площадки, где покупатели договариваются с продавцами и тут же получают товар. Ожидание поставки после совершения сделки в таких местах составляет не месяцы, а всего два дня. Но в этом случае трейдеру требуется предварительно доставить груз до хаба и разместить в небольшом хранилище при нем. Главные находятся в нидерландском Роттердаме (для Brent), американском Кушинге (для WTI) и Сингапуре (торгуются разные сорта).

Пошли в народ

Со временем к торговле фьючерсами присоединились спекулянты, не имеющие отношения к нефти, но стремящиеся заработать на колебании котировок. Среди них были и обычные люди, и крупные игроки — банки, инвестиционные фонды. Для их удобства и спокойствия (чтобы не возникало ситуаций, когда придется принимать или поставлять топливо) разработали расчетные, или «бумажные», контракты. Тому, кто верно угадал будущее направление движения цены, выплачивается разница в сравнении с моментом закрытия позиции или прекращения торгов по фьючерсу на конкретный месяц, поставлять ничего не надо. Торговлю фьючерсными контрактами можно сравнить с игрой на тотализаторе: стороны делают ставки, покупают и продают собственные обещания заключить сделку по определенной цене. Потому в момент продажи необязательно владеть чем-либо. Если фьючерс поставочный, его продавцу нужно будет обзавестись базовым активом ко времени исполнения сделки (экспирации), если расчетный — не потребуется и этого. В торгах может участвовать любой, кто зарегистрирован на бирже, — операции от его имени и за его счет будет совершать компания-брокер. При росте цены выигрывает покупатель контракта, при падении — продавец. В обоих случаях на брокерский счет начисляется разница. Поскольку расчетов при открытии позиции по фьючерсу не производится, покупателю необязательно иметь на счету полную стоимость контракта — хватит и обеспечения, которое требуют биржа и брокер. Оно рассчитывается в процентах от текущей цены. Если она пойдет вниз, из внесенного покупателем обеспечения спишут разницу и перечислят удачливому продавцу. Последнему тоже необходимо иметь при себе обеспечение на случай непредвиденного роста котировок. Чтобы увеличить прибыль, биржевые трейдеры часто берут взаймы у брокеров, причем одолжить можно как деньги, так и товар. К последнему прибегают при игре на понижение: купленный по упавшей цене актив возвращается брокеру вместе с процентами по кредиту в денежном выражении. Такую стратегию называют маржинальной торговлей, или игрой с плечом (его размер показывает, во сколько раз заемные средства превышают собственные). Как правило, плечо намного больше размера первоначального депозита на счету, который выступает гарантийным обеспечением: если ставка трейдера не сыграет и он понесет потери, брокер заберет обеспечение, чтобы вернуть выданный кредит. Правда, при неудачном раскладе убытки от использования плеча тоже растут, поэтому профессионалы не советуют неискушенным трейдерам прибегать к нему. Такая схема работает при торговле как активами (ценными бумагами, сырьевыми товарами), так и производными инструментами на них, включая фьючерсы. Только в случае с последними брокер не выдает клиенту деньги или товар взаймы — дело ограничивается внесением обеспечения. Расчетными фьючерсами нередко торгуют те, кто хочет застраховать (на профессиональном сленге — захеджировать) риски от сделок с физической нефтью за счет совершения противоположной по смыслу операции. К примеру, нефтеперерабатывающий завод, купивший поставочный контракт, но допускающий, что цена вскоре может упасть, продает расчетный фьючерс на такой же объем топлива. Однако большинство участников все же спекулянты. В России на них традиционно принято смотреть с подозрением, хотя во всем мире они давно считаются неотъемлемой и важной частью финансового рынка. Также на биржах работают маркетмейкеры — специальные компании (чаще всего в этой роли выступают крупные банки), всегда готовые исполнить любую сделку. Каждый день они выставляют заявки на покупку и продажу большого количества контрактов по специально оговоренным ценам. Их присутствие необходимо, чтобы участники торгов всегда могли найти контрагента для своих операций. Маркетмейкеры получают комиссию от биржи. Зачастую они тоже открывают противоположные позиции для страховки от убытков, причем могут использовать разные биржи и различные виды фьючерсов.

Не ждали

Если поставочные контракты на Brent и WTI торгуются только на ICE и NYMEX, то «зеркальные» к ним расчетные инструменты доступны на множестве площадок по всему миру. Колебания цен на них почти полностью повторяют графики основных фьючерсов, за одним исключением: экспирация может наступать на несколько часов раньше. В случае с поставочными контрактами экспирация означает передачу нефти от продавца к покупателю. Последний платит текущую цену, но получает компенсацию (или выплачивает ее сам) до уровня цены, зафиксированной при покупке фьючерса. При торговле расчетными контрактами биржа автоматически закрывает все позиции (если нет других желающих, последние для каждого фьючерса сделки осуществляют маркетмейкеры). В России расчетные фьючерсы на Brent и WTI торгуются на Московской бирже. Как утверждает ее руководство, за такое право ICE и NYMEX платятся «большие деньги». Среднемесячный объем открытых позиций по Brent составляет 54 миллиарда рублей, по WTI — всего 426 миллионов. На 21 апреля была запланирована экспирация майского фьючерса на WTI. На Московской бирже (как и еще на нескольких десятках площадок в разных странах) финальная цена должна была определиться накануне — в 21:30 по столичному времени. В этот день и случилось историческое событие — котировки впервые опустились ниже нуля, преодолев отметку в минус 40 долларов за баррель. 8,84 доллара за баррель составила минимальная цена торгов на Московской бирже 20 апреля. Главная причина — резкое снижение глобального спроса на нефть из-за пандемии коронавируса и вызванных ею ограничений. Нефтетрейдерам внезапно оказалось некуда пристроить уже имевшееся топливо (в том числе приобретенное в спекулятивных целях всего несколько часов назад), ведь все хранилища были заняты, а соглашаться на поставку уже в мае никто не спешил. В отчаянии они готовы были доплачивать за нефть, лишь бы только избавиться от нее. На следующий день ситуация выправилась, и к моменту окончания торгов на NYMEX цена выросла до 10,01 доллара за баррель. Вот только на Московской бирже она остановилась почти на дне — на уровне в минус 37,63 доллара за баррель. А начиная с отметки 8,84 доллара за баррель торги были остановлены (на этом уровне биржей была установлена нижняя граница коридора, торги за которой невозможны до тех пор, пока коридор не будет расширен), и участникам оставалось только следить за дальнейшим падением в Нью-Йорке. На следующий день торговая сессия вовсе была отменена решением биржи. Игравшие на понижение (в основном с использованием плеча) оказались в плюсе — ценой убытков тех, кто вопреки всем сигналам ставил на дальнейший рост. Общие потери последних, по предварительным оценкам, достигли миллиарда рублей. Первая группа уже подала коллективный иск, к которому готовы присоединиться около 700 человек. В своих проблемах они винят Московскую биржу, вовремя не сориентировавшуюся в ситуации и не принявшую меры для смягчения последствий. По мнению пострадавших, действия площадки, напротив, только сильнее загнали их в многомиллионные долги. Многие из них готовы вернуться к торгам, но уже не в России. «Лента.ру» поговорила с участниками событий и опросила финансистов.

Наторговали

Александр Самойлов (фамилия изменена по просьбе собеседника), трейдер На бирже я торгую достаточно давно, уже больше 15 лет. Но до недавнего времени не сталкивался с торгами на российских площадках и с российскими брокерами — иностранных. В конце декабря я обратил внимание на нефтяной рынок. Специальных курсов я не оканчивал, но много знаний почерпнул самостоятельно из различных источников. Я прекрасно понимаю смысл и принципы торговли с плечом, осознаю все риски и также понимаю, что без плеча торговать неэффективно, поскольку итоговая прибыль будет гораздо меньше. Я сознательно принимал на себя риск того, что цена может упасть до одного цента. До 20 апреля у меня была несущественная позиция по фьючерсам на WTI, и 20 апреля я начал ее увеличивать. Я действовал, исходя из той спецификации [описания условий контракта от биржи], которые были представлены на Московской бирже. И до 20 апреля, и в тот самый день в спецификации [документе от биржи с условиями торгов по конкретному инструменту] контракта было указано, что его гипотетическая стоимость может колебаться в диапазоне от одного цента до бесконечности. На основании этого я рассчитал для себя уровень риск-менеджмента и принимал торговые решения. То есть я сознательно принимал на себя риск того, что цена может упасть до одного цента. Во-вторых, я опирался на явление контанго, когда фьючерс торгуется дороже, чем тот же актив на спотовом [с немедленной поставкой товара] рынке. К моменту экспирации эти цены должны уравняться. Вечером 20 апреля я смотрел на спотовые цены по физическим поставкам нефти, и они были выше фьючерсных — разница между фьючерсными и спотовыми ценами была отрицательной. По всем правилам, к моменту экспирации они должны были сойтись. Это означало, что даже при худшем раскладе мои потери не превысили бы тот риск, который я для себя предварительно принял. Брокер никак не вмешивался в ситуацию. У него настроена стандартная система оповещения: по мере того как я начал использовать плечо, я получал стандартные уведомления — предупреждения о том, что было бы неплохо пополнить средства на торговом счете. Гарантийное обеспечение, которое было предусмотрено по контракту и, как я понимаю, соответствовало правилам Московской биржи, находилось на моем счете. Если быть точным, Московская биржа не прекратила торги — она ограничила нижний торговый диапазон. При этом правила биржи позволяют ей понижать его сколько угодно раз, но такое решение не было принято. Когда цена уперлась в нижний ограничительный рубеж — говоря по-трейдерски, «упала на планку», — я наблюдал за котировками на других источниках. Но ничего не мог предпринять. В тот момент, когда начала поступать информация об отрицательных ценах на нефть, я еще раз сверился со спецификацией контракта на CME [Чикагская товарная биржа, владеет NYMEX]. Там по-прежнему была указана минимально возможная цена в один цент. Поэтому первое время я трактовал происходящее как технический брак. На тот момент в моем портфеле были только фьючеры на нефть. У меня остался долг перед брокером в размере 2,6 миллиона рублей, и это больше стоимости всего моего имущества. Еще 400 тысяч были погашены за счет средств на моем счету. Конечно, я собираюсь участвовать в готовящемся коллективном иске. Совершенно точно понимаю, что перерасчета позиций по цене экспирации быть не может, ведь это свершившиеся условия контракта. Юридически Московская биржа сейчас может реструктурировать долги, которые возникли по ее вине. Если все долги ниже уровня цены экспирации будут реструктурированы, я буду считать это справедливым решением. Думаю, что в дальнейшем буду торговать нефтяными фьючерсами, но уже, скорее всего, не на российских биржах. Павел Энговатов, трейдер Про торговлю на бирже я узнал очень давно — в конце 1980-х годов я прочитал роман Джека Лондона «Время-не-ждет», где главный герой обманом был вовлечен в биржевую игру. С тех пор во мне зародился интерес. Во время приватизации в начале 1990-х на свой ваучер купил акции «Газпрома» — то есть оказался одним из тех, кто выиграл от происходящего. В 1990-е постоянно наблюдал и следил за тем, что происходит на фондовом рынке. В 2003 году бумаги «Газпрома» резко выросли в цене, и я решил их продать. А затем и сам вышел на биржу — это произошло буквально за пару месяцев до задержания [бывшего владельца «Юкоса»] Михаила Ходорковского. Я еще подумал: «Ничего себе, Ходора арестовали». Поначалу это нельзя было назвать профессиональной деятельностью. С 2006 года начал получать постоянный доход. Профильного образования у меня нет, и курсов специализированных тоже не посещал, но много информации черпал самостоятельно. При торговле я, как правило, использовал кредитное плечо, поскольку без него доходность снижается — нужно сидеть перед терминалом целый день и отслеживать каждое колебание котировок. Когда в 2008 году [в России] начали развиваться рынки фьючерсов, я перешел туда, тем более по фьючерсам плечо могло быть гораздо больше. Преимущество фьючерсов заключается еще в том, что их котировки в целом повторяют движение активов, которые лежат в их основе. С 2014 года начал торговать фьючерсами на нефть. После присоединения Крыма фондовый рынок очень сильно просел. Основной инструмент, которым я до тех пор торговал, — фьючерс на индекс РТС — сильно потерял в волатильности [склонности к резким колебаниям], и зарабатывать на нем стало тяжело. Около двух третей участников тогда вообще обанкротились и ушли с рынка. И я решил начать торговать нефтью, но не только ей — продолжал торговать фьючерсами на акции, но спотовому рынку уделял уже меньше внимания. 20 апреля мне крайне не повезло. Я приобрел фьючерсы на WTI за три-четыре минуты до остановки торгов. Несмотря на большой опыт, я просто не был в курсе того, что тот день был последним днем торгов майскими контрактами. Думал, что последней сессией станет следующая. Просто не посмотрел спецификацию — на сайте Московской биржи ее не так-то просто найти, она довольно далеко запрятана. Оригинальный фьючерс торговался на NYMEX еще и на следующий день, и я решил, что тот «зеркальный» инструмент, который предлагает Московская биржа, торгуется по тем же правилам. Рассчитывал, что на следующий день цена вырастет — как и многие, кто совершал такие же сделки. В итоге я купил фьючерсы, отошел на кухню, вернулся, смотрю — уже все. Брокер никак не реагировал — у него просто не было возможности. Только на следующее утро звонил и требовал, чтобы я пополнил счет. Я купил фьючерсов на 140 тысяч рублей. На следующее утро у меня был долг 2,7 миллиона. Такие торговцы, как я, бывает, выигрывают, бывает, проигрывают. Но когда у тебя 140 тысяч на счету и биржа ограничивает право торговли, а на следующий день выставляет счет на 2,7 миллиона, это уже неправильно. Биржа заявляет, что торговля деривативами [производными финансовыми инструментами, к которым относятся и фьючерсы] в принципе рискованна. С этим никто и не спорит. Но в моей ситуации риск должен был ограничиваться как раз 140 тысячами. То, что случилось у меня, — это уже не риск, это что-то другое. Основная наша претензия к бирже заключается в том, что она остановила торги и не расширила ценовой коридор. Ведь по регламенту она имеет право поступить и так, и этак. Но регламент написан таким образом, что к нему не придерешься: могут расширить, а могут и не расширить. Недавно мы получили ответы от Центробанка. В нашей претензии говорилось, что торговля в отрицательной зоне не просто не оговаривалась заранее — она еще и абсурдна. На что ЦБ заявил, что в регламенте Московской биржи не был предусмотрен запрет на торговлю в отрицательной зоне. То есть в регламенте по этому поводу не было сказано ничего, а вот ЦБ трактовал это как отсутствие запрета. Однобокая трактовка со стороны ЦБ. Наши претензии в меньшей степени касаются отмены торгов на следующий день. Весь регламент биржи составлен таким образом, что биржа никогда ни перед кем ни за что не несет ответственности. И я считаю, что это неправильно. Безусловно, биржа на суде может сказать, что раз я подписал соглашение с брокером и начал торговать, то автоматически согласился с такими правилами, какими бы они ни были. Сложно оценивать, насколько юридически сильна наша позиция — ведь ситуация беспрецедентна, такого не было за всю историю человечества. В статье 451 Гражданского кодекса говорится о возможности изменения и расторжения договора в связи с существенными изменениями обстоятельств. Я полагаю, что цена в минус 37 долларов — это более чем существенные обстоятельства для изменения условий договора. Есть ситуации, которые невозможно предсказать. По имеющимся у нас данным, в руководстве Московской биржи внимательно следили за развитием событий в тот день. Там стоял вопрос о снижении планки, но когда цена продолжила снижаться и дошла до нуля, биржа поняла, что не готова к такой ситуации. Еще одна наша претензия к бирже связана как раз с этим — ведь фьючерс «зеркальный» по отношению к тому, что торгуется на NYMEX. Различие только в том, что там поставочный, а тут расчетный. Обычно это означает, что и условия торговли должны быть такими же, как на основной бирже. Более того, NYMEX заранее предупредила своих клиентов о том, что отрицательные цены возможны. Московская биржа об этом знала [руководство Московской биржи это отрицает], но до брокеров эту информацию не донесла. Сами они объясняют это тем, что официального письма [от NYMEX] не получали. ЦБ, который мог бы повлиять на что-то как регулятор, нам уже отказал. Подобная ситуация возникла не только с Московской биржей, но и со многими другими, в том числе с китайской биржей. Банк Китая помог пострадавшим трейдерам и полностью компенсировал все убытки. Индийская биржа пересчитала цены по одной рупии, то есть фактически по нулевому значению. Вот такие гуманные биржи, в отличие от Московской. Также существенно то, что в нашей истории есть существенный социальный фактор. Среди трейдеров, понесших убытки, есть и многодетная мать, сидящая на карантине из-за коронавируса, и онкобольной, который уже не может устроиться на другую работу и теперь потерял все. Юристы, к которым мы обратились, говорят, что вероятность выиграть дело высока. Причем они с нас пока взяли не так уж и много — с упором на гонорар по итогам разбирательства. Они говорят, что биржа вполне может компенсировать убытки из расчета нулевой цены. Лично я думаю, что нефтью торговать уже не буду — уже забыл про нее, у меня на нее аллергия. Дмитрий Грунов, трейдер Я торгую на бирже с 2008 года. Застал еще кризис 2008-09 годов. Три года работал внутридневным трейдером [совершают сделки в течение одной торговой сессии и закрывают все позиции до ее окончания, поскольку плата за пользование плечом в этом случае не взимается] в брокерской компании. Но поменял сферу деятельности из-за того, что работа была слишком напряжной, а доходы сильно колебались изо дня в день, не было стабильности. После увольнения использовал трейдинг как дополнительный способ сбережений и заработка. В общем, для меня эта сфера не нова. Фьючерсами на нефть я начал торговать в 2014 году, когда у нас был серьезный скачок вниз. Но поначалу это были разовые сделки, не постоянные. Долгое время вкладывался в российские акции или во фьючерсы. В злополучный день 20 апреля я следил за котировками WTI на Московской бирже после основной работы. Котировки тогда упали с 20 долларов за баррель до 10. Ходили слухи, что крупный американский фонд USO продал большую партию контрактов [чем увеличил предложение и обвалил цены]. Я по своей практике знаю, что в таких случаях [впоследствии] обычно бывает отскок цены до прежних уровней. Нашел подходящий, как мне казалось, момент и попытался войти в позицию. Даже во сне не мог представить отрицательные цены. Для меня даже цена в 10 долларов за баррель уже была заоблачной. К тому же я, как и многие, ориентировался на внешние инструменты: на аналогичные фьючерсы с другими сроками поставки, контракты на другие сорта нефти. И все они стоили выше 20 долларов. Конечно, нельзя было не думать о том, что по конкретным контрактам происходил последний день торгов. Но это были те риски, которые я готов был на себя взять. Мой брокерский счет разделен на две части: в одной находятся средства, предназначенные для торговли акциями на спотовом рынке, в другой — для срочного. Честно говоря, до того дня даже не знал, что на Московской бирже ведется торговля фьючерсами на WTI. Первые лоты я купил по цене 11 долларов за баррель. Весь вечер нефтяной рынок в целом рос. К тому же, как правило, в день экспирации не происходит значительных ценовых колебаний. Бумага, что называется, встает. У меня было 250 тысяч рублей собственных средств, с учетом плеча и наличных на спотовой части счета получался миллион. После того как совершил покупку, резкое падение продолжилось, но я не стал закрывать позицию. На уровне 8,84 доллара за баррель я удвоил свою позицию, и сразу после этого биржа фактически остановила торги. Теперь оставалось только наблюдать, что происходило на Чикагской бирже. Я готов был терпеть убытки, но полагал, что они ограничатся размером моего изначального счета — при условии, что цена опустится до нуля. Ну а дальше мы видим, что было. При цене 8,84 доллара за баррель [при которой были остановлены торги] убыток равнялся половине моих собственных средств. То, что произошло в этот день, не поддается описанию — какое-то невероятно стечение обстоятельств. Не понимаю, почему биржа не признает это форс-мажором, хотя такая возможность есть. Это похоже на поведение российских властей во время пандемии коронавируса. Они так же не объявляют чрезвычайную ситуацию, боясь нести ответственность и выплачивать людям деньги, хотя очевидно, что именно она сейчас и действует. Вместо этого биржа говорит, что у нас все профессиональные торговцы. Это все демагогия: у нас [в законодательстве] нет сейчас статуса профессионального инвестора. Все несут одинаковые риски: те, кто пришел 10 лет назад, и те, кто пришел вчера. Все имеют один и тот же статус. Точно так же в законодательстве нет понятий «спекулянт», «нехороший человек» и так далее. Наблюдая за котировками на Чикагской бирже, я увидел, что они остановились на отметке около пяти долларов за баррель. Тогда я поставил заявки на продажу по этой цене, но понимал, что шансов на ее исполнение мало, поскольку на Московской бирже торги уже были остановлены. Если бы на Московской бирже были возможны торги по пять с лишним долларов за баррель — цене, которая держалась на Чикагской бирже относительно долгое время, большинство игроков закрыли бы позиции с минимальными убытками. За многих это сделали бы брокеры в принудительном порядке. Перед тем как лег спать, цена остановилась на нулевой отметке. Я расстроился, поняв, что потерял все средства, которые были на обоих счетах. А утром обнаружил, что цены ушли далеко в минус. Также я увидел пресс-релиз от биржи — она его выдала под покровом ночи, как разбойники с большой дороги. Мы, говорят, экспирируем по минус 37. На графике Чикагской биржи я увидел, что цена действительно доходила до таких отметок, но при этом основной объем заявок был закрыт до нулевой отметки. В отрицательной зоне было исполнено всего несколько тысяч контрактов, что немного в общем объеме торгов. В американской практике резкое падение цены на небольших объемах с большой долей вероятности означает попытки манипулирования рынком со стороны отдельных игроков. Многие иностранные брокеры в своих исках к Чикагской бирже указывали именно на этот фактор. На Западе вообще убыток трейдера, даже при торговле с плечом, ограничен его собственным капиталом. Если брокер допустил большие потери, это его вина и его проблемы. Но у нас на Московской бирже ничего подобного нет, никакой защиты инвесторов. Мой убыток по итогам той торговой сессии — 4,7 миллиона рублей. Долг перед брокером — около четырех миллионов. У нас очень небольшая практика отстаивания своих интересов в суде перед биржей. Наши шансы на успех оцениваю как довольно высокие. Ведь биржа подтвердила, что технически не могла обеспечить торги по отрицательным ценам. Хотя представители биржи всячески давали понять, что цена меняться не будет. Слова биржи о том, что она защищала новых потенциальных инвесторов, не имеют смысла. Она могла запретить покупку новых фьючерсов, но сохранить возможность продавать. Они утверждают, что сделали все, что могли, хотя на самом деле не сделали ничего. Могу предположить, что основным выгодоприобретателем в той ситуации стали маркетмейкеры. Вполне возможно, в момент экспирации именно они массово выкупали контракты у таких же трейдеров, как я, по отрицательным ценам. А поскольку полноценных торгов ниже нуля на Московской бирже не велось, очевидно, что открывали они свои позиции, продавая фьючерсы, в положительном диапазоне. Может быть, некоторые из них даже сыграли на двух рынках сразу: извлекли выгоду еще и из движения цен на Чикагской бирже. Естественно, от сделок с физической нефтью они отказывались и, по правилам биржи, должны были заплатить за это гарантийное обеспечение. Но в тот момент оно следовало за ценами на фьючерс и само было отрицательным. Соответственно, маркетмейкеры со всех сторон оказались в плюсе. Но это только мое предположение. Московская биржа даже не проинформировала нас о торгах по отрицательным ценам. Мы проснулись утром и прочитали релиз на Чикагской бирже на английском. А от Московской биржи ничего подобного не получали. Я вообще считаю, что это был большой эксперимент по внедрению отрицательных цен, причем неудачный. Но это уже большая политика. Перерасчету по нулевой цене буду доволен, как и большинство трейдеров. Как можно получить убыток больше плеча, до сих пор ума не приложу. Брокер извинялся передо мной, говорил, что во всем виновата биржа. Но на мое предложение судиться с ней отказался. Они не идут на конфронтацию с биржей — она для них как Грааль. Павел Мальцев, трейдер Где-то три года назад я начал вкладываться в акции. Дела шли очень хорошо, и буквально недавно (около трех месяцев назад) я решил открыть для себя нефть, потому что она тогда стоила очень дешево. Это было еще до разрыва сделки ОПЕК+ [6 марта 2020 года], но цены все равно казались низкими по сравнению с тем, что было еще недавно. Было понятно, что они пойдут вверх. Я изучал много материалов, в том числе открытых — от профессиональных трейдеров и финансистов. Образование у меня не финансовое, я инженер-математик, по профессии — IT-специалист. Что касается майских фьючерсов на WTI, набирать позицию я начал 9 апреля. После одного из твитов [президента США Дональда] Трампа [о подготовке нового соглашения в рамках ОПЕК с участием сторонних стран] я продал много контрактов и хорошо на этом заработал. Еще несколько сделок по покупке я совершил непосредственно 20 апреля — в основном на дневной сессии, когда цена еще не была слишком низкой. Я надеялся на то, что до экспирации цена немного подрастет. Но главным было даже не это — мне было важно переложиться из майского фьючерса в июньский: закрыть позиции по первому и открыть по второму. Дело в том, что июньские фьючерсы в тот момент стоили на семь долларов дороже — очень редкое явление. Собственно, имея на руках уже июньские фьючерсы, я планировал дождаться роста цен. Но вместо этого цена начала падать. Я готов был продать свои контракты с убытком, допустим, по цене в пять долларов [за баррель]. Но после того, как цена преодолела отметку в 8,84 доллара за баррель, биржа остановила торги. После того как это произошло, я просто смотрел на эту «планку» и не мог поверить, что нас в итоге рассчитают по отрицательной цене. Смотрел пресс-конференцию Трампа, на которой тот говорил, что собирается закупить дешевую нефть для стратегического резерва. Дальше полез читать спецификации, чтобы понять, как такое возможно и почему. Главный мой вопрос к Московской бирже: почему они не предупредили нас, даже после того, как получили соответствующее предупреждение от Чикагской биржи? Меня интересует, как повела бы себя биржа, если бы цена уперлась в верхнюю планку допустимого коридора, — стала бы она расширять ее или подставила бы уже тех, кто играл на понижение? Я торговал без плеча и купил контракты на 300 тысяч рублей, которые готов был потерять. Общий размер моего счета составлял 900 тысяч. Всего потерял 1,5 миллиона рублей: 900 тысяч списаны брокером и еще 600 тысяч висят долгом. В коллективном иске участвовать, конечно, буду. Перспективы в суде оцениваю достаточно высоко, потому что анализирую спецификации на Чикагской бирже, лондонской бирже ICE и Московской бирже. На первых двух они сделаны грамотно и понятно. На Московской бирже, по моему личному мнению, спецификация очень плохая. Там, по сути, написано следующее: «Мы можем делать что захотим». В регламенте утверждается, что биржа обеспечивает участникам бесперебойность торгов, но на практике в самый важный момент мы этого не видим. Для начала мы попробуем защищать цену в 8,84 доллара за баррель — будем настаивать, что перерасчет позиций должен производиться именно по ней. Но компромиссный вариант в виде перерасчета по нулю и выплаты компенсации исходя из таких условий меня тоже устроит. Думаю, что в будущем буду готов торговать только на зарубежных площадках и через зарубежных брокеров. Сергей, трейдер На бирже я торгую с 2015 года — в качестве физического лица. Мне 34 года. У меня высшее образование, полученное в Российском государственном гуманитарном университете. Также я проходил специализированные курсы «Управление финансами для частных лиц», организованные Международным банковским институтом. Кроме того, имею два сертификата Федеральной службы по финансовым рынкам (ФСФР). Таким образом, на данный момент я являюсь квалифицированным инвестором [согласно определению Центробанка]. Также я проходил двухнедельные вводные курсы от брокера. По основной профессии я дизайнер сайтов и интерфейсов. Какое-то время работал и торговал на бирже параллельно. Я намеренно не торговал акциями российских компаний на Московской бирже. Торговал самыми ликвидными активами [на которые всегда есть спрос и предложение] — долларом и нефтью. Сейчас биржа — мой основной источник доходов. Брокер ежегодно удерживает с меня налоги. Можно сказать, что человек я очень подкованный и во всем этом сильно разбирающийся. Предпочитаю торговать с плечом. У каждого трейдера собственный подход к риск-менеджменту. Обычно размер плеча может доходить до половины гарантийного обеспечения, предоставляемого брокеру. Но лично я, как правило, использую такой лимит заемных средств только при торговле внутри одного дня. На следующий день переношу около 20-25 процентов от всех сделок. Фьючерсами на нефть торгую последние два-три года. В основном это Brent. WTI начал торговать только последние два месяца. Разные даты экспирации по контрактам Brent и WTI очень удобны, это позволяет грамотно вести обе позиции. До 20 апреля у меня было 25 фьючерсов на WTI. 21 апреля я планировал переложить их в следующий месяц — июнь, но по известным причинам сделать этого не получилось. В тот день, уже во время вечерней сессии, я докупил еще 10 контрактов по 10 долларов каждый. В вечернюю сессию я уже не имел возможности переводить деньги внутри своего портфеля — с одного счета на другой, чтобы открыть короткую позицию [на продажу] и тем самым как-то компенсировать потери. Падение было действительно беспрецедентным. В тот момент, когда я уже окончательно понял, что никакого отскока не будет, начал предпринимать серьезные меры для того, чтобы уже просто скидывать всю позицию. Но все цены скопились в торговом стакане [в котором отображаются заявки игроков], и я ничего не мог сделать. Просто сидел и наблюдал, как график WTI падал вниз. Где-то внутри себя я был уверен, что Московская биржа проведет экспирацию по цене «планки» — 8,84 доллара за баррель, ведь на тот момент никто не был предупрежден, что контракт может торговаться по отрицательным ценам. Я не думаю, что все трейдеры каждый месяц смотрят одну и ту же спецификацию контракта, читают новости CME и знают, что она готовится проводить такой эксперимент. В большинстве случаев, если меняются параметры риск-менеджмента, Московская биржа уведомляет об этом. Но в этот раз никакого уведомления не было. Причем уведомляют они всегда очень хитро: когда начинается что-то экстренное, меняют все прямо по ходу торгов, и в терминале выскакивают предупреждающие сообщения. Тут я ожидал чего-то похожего. Но все шло в штатном режиме. Проснувшись ночью и прочитав, что нас экспирируют по минус 37, я, конечно, прифигел, особенно учитывая, что к этому времени график на NYMEX уже успел восстановиться. Я был ошарашен даже не несправедливостью, а в большей степени откровенным маразмом. Московская биржа постоянно пишет о том, что если бы не ее действия, ситуация могла быть гораздо хуже. На самом деле они сильно лукавят. Если бы они не остановили торги и предупредили заранее о возможности отрицательных цен, брокеры просто «обрезали» бы убыточные позиции. Если бы они не останавливали торги и все шло своим чередом, возможно, кто-то действительно ухудшил бы свою позицию, кто-то вышел бы из нее по минус 20 или минус 15 долларов за баррель, по нулю, но главное — вышел бы. Тогда претензий к бирже бы не было. А у нас получились какие-то половинчатые решения: они и не дали торговать, и говорят о каком-то спасении. У каждого трейдера свой риск-менеджмент — неважно, обычный он человек или профессионал. Для этого и существуют брокеры — чтобы ограничивать риски клиентов и не давать им уходить в глубокий минус. Сейчас мы вместе с другими пострадавшими собираем документы, чтобы отправить их юристам, а те уже должны подать на основании них исковое заявление. Мы будем требовать, чтобы биржа пересчитала позиции по 8,84 доллара за баррель либо по нулю. Шансов на пересчет по нулю, конечно, больше, ведь сама биржа признала неспособность торговать по отрицательным ценам. О каких минус 37 долларах за баррель может идти речь? С таким же успехом они могли бы по любой цене экспирировать. Они ссылаются на регламент, и с точки зрения регламента они, возможно, действительно правы. Другой вопрос — как они это сделали. Вот в этом и кроется нарушение, за которое будут цепляться наши юристы. Мы ожидали досудебного урегулирования вопроса. Почему биржа стоит на своем, я не знаю. Долг в 500 тысяч, миллион рублей как-то можно вернуть. Но как быть с долгами по 8, по 15 миллионов? Как биржа будет общаться с такими людьми? Хотя, конечно, ей общаться и не придется — этим будут заниматься брокеры. Мой общий убыток — 1,3 миллиона рублей. Ситуация настолько форс-мажорная и патовая, что Московская биржа для повышения рейтинга вообще могла сказать: «Ребята, мы найдем для вас какое-то компромиссное решение, ведь мы молодцы». Но они делают только хуже. Еще они могли остановить торги по этому конкретному контракту за несколько дней до экспирации. Что, кстати, они и сделали в случае с июньским фьючерсом. Наша ситуация усугубляется еще и тем, что мы находимся перед дилеммой: признавать ли долг. Если его признать, это ослабит позицию в суде. Но в противном случае на задолженность будут начисляться проценты, и брокеры могут сами подавать на нас в суд. Я не знаю, как буду жить дальше и как будут жить дальше люди с огромными убытками. Самое смешное, что все сейчас перекладывают ответственность друг на друга: брокеры — на нас, биржа — на брокеров. Это замкнутый круг, где все друг друга пересылают. В принципе я готов торговать дальше, в том числе и нефтью, ведь биржа — мой единственный заработок. Но уже не на Московской бирже и не у российского брокера. Ведь то же самое может случиться и с другими инструментами, в том числе с курсом рубля. Представьте, что будет, если завтра Владимир Владимирович [Путин] что-нибудь скажет, наша геополитическая стратегия поменяется — и курс доллара резко подскочит, а Московская биржа вдруг остановит торги.

Пояснили за базар

Позицию Московской биржи выразил один из ее высших руководителей — глава департамента срочного рынка Арсений Глазков. В пресс-службе в ответ на запрос «Ленты.ру» сослались на его интервью и попросили использовать выдержки из него. По утверждению Глазкова, строгий ценовой коридор во время вечерней торговой сессии необходим для того, чтобы обезопасить участников на случай экстремальных ситуаций (наподобие той, что произошла 20 апреля). Иначе возникает риск, что очевидно убыточную позицию закрыть не удастся — ведь вечером ликвидность гораздо ниже. Действия биржи не привели к дополнительным потерям трейдеров, уверен Глазков. Более того, они помогли предотвратить еще более плачевные последствия — ведь многие наверняка продолжили бы открывать новые позиции и покупать фьючерсы по более низким ценам, надеясь на их дальнейший рост. Некоторые выставляли заявки по цене «планки» (8,84 доллара за баррель) даже после остановки торгов. Ничего бы не изменило и возобновление торгов на следующий день — когда в США еще было 20 апреля, а в Москве уже 21-е. Цена экспирации уже была определена, и желающих совершить сделки на сильно отличающихся от нее условиях не нашлось бы. Также топ-менеджер утверждает, что ни NYMEX, ни CME не предупреждали Московскую биржу о возможности возникновения отрицательных цен, поэтому и времени для подготовки у площадки попросту не было. В будущем такую вероятность учтут и подготовят необходимую инфраструктуру, а также проинформируют все заинтересованные стороны, обещает Глазков.

«Участники рынка и регулятор оценили действия биржи как соответствующие правилам и адекватные ситуации», — добавили в пресс-службе биржи.

Того же мнения придерживается Центробанк, выступающий регулятором в том числе и биржевых торгов. В ответе на запрос «Ленты.ру» там подтвердили, что постоянно получают обращения и жалобы после случившегося.

«Банк России провел анализ ситуации и на основе положений внутренних документов компаний Группы "Московская биржа", а также предоставленных ими пояснений не усматривает в действиях Биржи нарушений требований законодательства об организованных торгах, нормативных актов Банка России, а также собственных внутренних документов Группы "Московская биржа"», — говорится в сообщении.

Всем пострадавшим регулятор рекомендует обращаться в суд (что и будет сделано в ближайшее время), а его первый зампред Сергей Швецов уверен, что потери были бы куда большими, если бы биржа не остановила торги и разрешила совершать сделки по любой цене. «Наши граждане, да и не только наши, при приближении цены какого-то товара, который стоил хороших денег, к нулю скорее покупали бы этот товар, нежели закрывали свои позиции», — отметил он. Опрошенные «Лентой.ру» компании-брокеры с пониманием относятся к проблемам своих клиентов. БКС и «Открытие брокер» решили, вопреки обычной практике, не начислять проценты по их долгам и готовы идти на компромисс. Главным способом не допустить повторения проблемы там считают изменение правил торгов: ценовые коридоры во время вечерней сессии должны расширяться так же легко, как и на дневной. При этом поведение биржи там в целом поддерживают, поскольку оно полностью укладывалось в существующий регламент.

По разные стороны баррикад

За разъяснениями «Лента.ру» обратилась к профессионалам финансового рынка, не понесшим в тот день потери. Они имеют возможность смотреть на ситуацию более беспристрастно, но при этом придерживаются противоположных позиций. Илья Коровин, трейдер, биржевой консультант — не понес убытков от событий 20 апреля, но взялся координировать действия пострадавших при обращении в суд Я тоже торговал в тот день, но не пострадал — и даже заработал. Но исключительно потому, что торговал напрямую на Чикагской бирже, в том числе покупал фьючерсы по отрицательной цене, а потом продавал с прибылью. В отличие от Московской биржи, на Чикагской была возможность свободно торговать в тот день, в том числе и по отрицательным ценам. Однако я видел те проблемы, которые возникли на Московской бирже 20-21 апреля с фьючерсами на нефть, и сразу публично высказался о том, что проблемы эти возникли в том числе из-за несовершенства и неготовности инфраструктуры срочного рынка [на котором торгуются производные инструменты, включая фьючерсы] Московской биржи к подобным ситуациям. Кроме того, ко мне стали обращаться пострадавшие участники рынка с просьбой помочь им отстоять их интересы в этом деле, поскольку я достаточно известен не только как консультант и преподаватель по биржевой торговле, но и как имеющий опыт разбирательств с Московской биржей, в том числе судебных, по поводу несовершенства их регламентов по срочному рынку. В первые же дни ко мне обратилось около 200 пострадавших, не только потерявших на экспирации по отрицательным ценам все свои деньги, но и залезших в долги перед брокерами на сумму от 5 до 70 размеров своих первоначальных вложений. Причем, что важно, среди этих пострадавших оказалось много очень опытных трейдеров и инвесторов, в том числе с опытом работы свыше 10-15 лет, и даже сотрудников брокерских компаний. Никто из них и в страшном сне не мог закладывать в свои стратегии то, что произошло в этот день на Московской бирже. Для коллективного решения проблем пострадавших мы создали сайт и организовали группу в Telegram, с помощью которых координируем свои действия, переписываемся с Московской биржей и в дальнейшем планируем обратиться в надзорные органы. На данный момент я представляю самую крупную группу пострадавших, решивших отстаивать свои права в этой ситуации. Более того, нанятые нами юристы уже подали коллективный иск к Московской бирже и Национальному клиринговому центру (НКЦ выполняет функцию центрального контрагента, берет на себя все обязательства сторон по каждой сделке). Пока в иске 23 человека, это сделано для упрощения процедуры. В дальнейшем мы планируем довести число истцов до 200. Мы также знаем, что еще от 50 до 100 пострадавших могут присоединиться к нашему коллективному иску. Если судить по открытым источникам, в целом в этой ситуации пострадало свыше 700 человек на сумму более миллиарда рублей, а значит, около половины из них еще никак себя не проявили. Скорее всего, они даже не знают о нашей борьбе, в том числе и за их права. Пользуясь случаем, хочу призвать этих людей присоединиться к нашему коллективному иску, пока есть возможность. Прежде всего, наши претензии к Московской бирже касаются самого факта проведения экспирации фьючерсов на нефть по отрицательной цене. Сама по себе возможность того, что цена товара (а нефть — это товар) или товарного фьючерса может быть отрицательной, не прописана ни в одном учебнике по финансовому или срочному рынку. Нет этой информации также ни в одном документе, который подписывает клиент брокерской компании, получая возможность торговать на бирже, — например, в декларации о рисках. Это главный документ, описывающий все вероятные риски при торговле на Московской бирже. Брокер обязан ознакомить с ним клиентов перед заключением каких-либо сделок. Более того, отрицательные цены договора (а фьючерс — это договор) противоречат российскому законодательству, о чем мы пишем в иске. Московская биржа не скрывает, что ее программное обеспечение вообще не было технически готово (и не готово до сих пор) к проведению торгов по отрицательной цене. Хочется спросить, как они могут проводить сделку (а экспирация — это сделка) по цене, которой ни технически, ни юридически вообще не может быть на их площадке. Но и это еще не все. Дело в том, что фьючерс на нефть, который торгуется на Московской бирже, является «зеркальным» контрактом, который, по задумке организатора торгов, должен был торговаться максимально приближенно к торгуемому на Чикагской бирже аналогичному контракту на нефть. У Московской биржи был подписан соответствующий договор с группой Чикагской биржи. Соответственно, о любых существенных изменениях в правилах торгов данным контрактом Чикагская биржа должна была своевременно предупреждать свои биржи–партнеры по всему миру. И ведь она это сделала! Выяснилось, что еще 15 апреля (то есть за пять дней до экспирации) Чикагская биржа предупредила Московскую о том, что тестирует техническую возможность проведения торгов этим инструментом по отрицательной цене [руководство Московской биржи это отрицает]. Что сделала Московская биржа, получив это предупреждение? Ничего. Она не предупредила об этом ни российских брокеров, ни российских трейдеров ни в каком виде — тем самым фактически ввела в заблуждение всех, торгующих этим контрактом на Московской бирже. Ведь информация о том, что цена торгуемого контракта на нефть на Чикагской бирже впервые в мировой истории может быть отрицательной, является существенным условием договора по данному контракту. При этом Московская биржа не имела возможности проводить торги по отрицательной цене. Недоведение или искажение существенных условий договора или сделок до контрагента может рассматриваться как основание для признания всех подобных сделок на Московской бирже недействительными. К слову, ни от кого, кроме Московской биржи или российских брокеров, участники рынка эту информацию получать не должны были, да и не могли — ведь у них нет договорных отношений с Чикагской биржей. А на сайте последней вплоть до 22 апреля была размещена информация, что цена на данный контракт на торгах не может быть ниже одного цента. Тут надо отметить очень важный факт. Из-за отрицательных цен на нефть 20 апреля пострадали не только клиенты Московской биржи, но и участники торгов «зеркальным» фьючерсом на нефть по всему миру. Но при этом ответственность за эту проблему во всем мире взяла на себя именно биржевая индустрия, сняв ее с частных трейдеров и инвесторов (см. примечание «Ленты.ру» выше). Московская же биржа в абсолютно идентичной ситуации зачем-то идет вразрез с мировой практикой и не готова компенсировать пострадавшим участникам рынка даже миллиард рублей. И это несмотря на то, что сама получила чистую прибыль почти в шесть миллиардов рублей от комиссий таких же участников рынка только в первом квартале нынешнего года. Нашим аргументам Московская биржа пытаетcя противопоставить только одно — что она действовала в рамках регламента. Но для всех, кто разбирается в устройстве регламента биржи на срочном рынке, это выглядит как насмешка. Дело в том, что регламент этот дает такие неограниченные возможности Московской бирже на действия и на бездействие на срочном рынке,что фактически может быть описан всего тремя словами: «Мы можем все». Что бы ни сделала биржа на срочной секции, это априори будет в рамках регламента. Получив 15 апреля информацию о возможности установления отрицательных цен и понимая неготовность к этому своего программного обеспечения, биржа могла досрочно экспирировать данный фьючерс на нефть, чтобы участники рынка могли избежать потерь. Это вполне укладывалось в рамки регламента. Это и было в итоге сделано — но только для контракта на следующий месяц: майский фьючерс был экспирирован аж за три недели до планового срока. Таким образом, биржа фактически признала собственную ошибку. В рамках того же пресловутого регламента Московская биржа сделала то, чего не сделала ни одна мировая биржа. На вечерней сессии 20 апреля, за несколько часов до экспирации, ограничила торги при достижении «планки» в 8,84 доллара за баррель. Выходит, участники российского срочного рынка оказались в гораздо более плачевном положении, нежели все остальные торговцы в мире. Они оказались лишены возможности управлять своими рисками. К слову, такими же заложниками ситуации оказались российские брокеры, лишенные возможности сокращать риски своих клиентов, как обычно это происходит в случаях резкого движения цен. Кроме того, именно они задолжали Московской бирже, а уже потом участники торгов должны им. «Планка» прописана в регламенте, но биржа спокойно могла «раздвинуть» ее. К тому же она могла установить запрет на открытие новых позиций по нефти, чтобы оградить новых покупателей от повышенных рисков. В этом случае были бы разрешены только операции по закрытию позиций — для сокращения рисков прежних покупателей. Биржа могла и вовсе провести экспирацию по цене 8,84 [доллара за баррель], что тоже укладывалось в рамки регламента. По регламенту биржа могла найти очень много разных решений, чтобы спасти своих клиентов от этой катастрофы. Но не нашла. Почему? Во многом это объясняется банальной некомпетентностью сотрудников срочного сектора Московской биржи. Исторически российский срочный рынок формировался на другой площадке — Российской торговой системе (РТС). Там работали профессиональные толковые люди, которые хорошо разбирались именно в специфике срочного рынка, умели брать на себя ответственность даже в сложных ситуациях и принимать верные решения в интересах всех участников. При этом рынок был «сырым» и зачастую требовал управления в ручном режиме. Так и получилось, что в регламенте была прописана большая степень свободы для ответственных профессионалов. Однако вне срочного рынка ведущую роль всегда играла другая площадка — Московская межбанковская валютная биржа (ММВБ). В 2012 году ММВБ и РТС объединились и образовали Московскую биржу. Фактически ММВБ поглотила РТС вместе с ее срочным рынком. И постепенно из управления срочным рынком Московской биржи стали уходить специалисты РТС, которые этот рынок создавали и хорошо понимали. На их места стали приходить сотрудники ММВБ, которые не могли похвастаться таким профессионализмом и пониманием предмета. С 2012 года качество работы срочного сектора Московской биржи начало постепенно проседать и ухудшается до сих пор. Последние два-три года ситуация просто катастрофическая. Если раньше свобода регламента была хоть как-то оправдана, теперь так сказать нельзя. Наоборот, она несет в себе огромные риски. С несовершенством регламентов срочного рынка Московской биржи я лично пытаюсь бороться долгое время, еще с 2014 года. К сожалению, до сих пор я не был услышан, и в итоге с 2018-го мы получили уже несколько катастроф из-за несовершенства регламента. Каждый раз они приводили к потерям сотен участников торгов на суммы от миллиарда рублей. Свою точку зрения мне уже приходилось отстаивать в судах. Делаю я это потому, что понимаю: если регламент не поменять, подобные ситуации будут возникать регулярно и дальше, а значит, потери участников торгов будут только расти. И если раньше это касалось только частных трейдеров и инвесторов, то теперь пострадали и брокерские компании. Я неоднократно предлагал руководству Московской биржи переписать регламент по срочному рынку, сделать его более жестким, предусматривающим и ограничения на свободу решений биржи, и ответственность за ошибочность этих решений. Но ответа нет. Более того, все усугубляется сложной структурой управления биржи, где ответственность постоянно делегируется и перебрасывается между множеством комитетов, члены которых зачастую не слишком компетентны в вопросах срочного рынка. Сейчас мы решили создать некоммерческую организацию под названием «Профсоюз трейдеров и инвесторов». Она призвана защищать конечных потребителей биржевых и брокерских услуг (а также тех, кто своими комиссиями фактически эту индустрию содержит) от нарушений наших прав представителями этой индустрии. В том числе мы собираемся на постоянной основе юридически отстаивать нарушенные права трейдеров и инвесторов на финансовых рынках — как во внесудебном порядке, так и в суде. Для профилактики таких нарушений мы собираемся работать над улучшением нормативной базы как биржи, так и брокеров. Также мы хотим делегировать представителей профсоюза в рабочие группы по подготовке будущих и изменению нынешних федеральных законов, напрямую влияющих на нас в рамках нашей деятельности по торговле на финансовых рынках. Это особенно важно сейчас, когда на рынок приходит все больше новых неопытных и незащищенных инвесторов. Сергей Романчук, руководитель отдела операций на валютном и денежном рынке Металлинвестбанка, глава российского отделения международной некоммерческой организации по вопросам финансового рынка ACI Russia — Financial Market Association Биржа действовала строго по регламенту, согласно которому на вечерних сессиях границы коридора не раздвигаются. Так что все соображения, которые звучат о том, что было бы, если биржа все-таки раздвинула бы коридор, мне представляются умозрительными. Они не имеют отношения непосредственно к решению. То есть некорректно говорить о том, что биржа приняла решение не раздвигать коридор. Напротив, биржа исполнила те решения, которые были приняты ранее, при тесном взаимодействии с участниками торгов. И сделано это было в том числе и для «зеркальных» контрактов, с тем расчетом, что ликвидность вечером низкая, и добиваться от клиентов внесения дополнительного гарантийного обеспечения [в случае роста или падения цен] брокерам трудно. Таким образом, мы можем говорить, что это рынок так решил, а не биржа. Более того, есть все основания говорить, что многие торговцы продолжили бы открывать позиции и докупать фьючерсы, будь у них такая возможность, потому что многие совершили покупки как раз по мере падения рынка и даже по цене «планки», когда рынок был ниже. Видимо, надеялись на дальнейший рост. То есть в такой ситуации — с открытой необеспеченной позицией — могло бы оказаться еще больше людей. Когда сейчас говорят, что надо было раздвинуть коридор, хочется ответить: ну, извините, все трейдеры, выходя на биржу, должны знать регламент. Тем более должны знать брокеры. Кстати, я бы говорил именно об их ответственности в большей степени, поскольку биржа по природе своей дела напрямую с клиентами дела не имеет. Я не уверен, что биржа имеет технические возможности для того, чтобы позволить только закрывать позиции тем, кто их уже имеет, если позволяет обеспечение. Эту возможность имеет брокер. Плюс в таком случае можно было бы говорить об ограничении прав трейдеров. В этой ситуации тоже нашлись бы протестующие. Факт остается фактом: по мере падения цены объем открытых позиций только рос, мало кто думал их закрывать. При расширении коридора общие потери физических лиц только выросли бы — это математический факт. Если говорить о торгах, не возобновившихся на следующий день, 21 апреля, то они и их результаты действительно не могли бы на что-то существенно повлиять, как и говорит биржа. Вообще, смысл открывать торги на следующий день после фиксации финальной расчетной цены, в том, чтобы дать возможность раньше освободить гарантийное обеспечение, чем происходит клиринг внутри дня. Поэтому обычно торги, которые проводятся на следующий день после определения цены, проходят в узком диапазоне относительно уже определенной расчетной цены. Игроки в основном взаимно закрывают позиции. Все мировые биржи, торгующие «зеркальными» фьючерсами, используют тот же бенчмарк — расчетную цену за день до окончания торгов на NYMEX. Финальная цена, которая устанавливается в последний день торгов на основной бирже, не имеет экономического значения для расчетов поставочными контрактами — она не является ориентиром, бенчмарком. Это просто бухгалтерский показатель, зафиксированный биржей. Ведь экспирация по поставочному фьючерсу совсем не такая, как по расчетному, — там биржа не закрывает автоматически позиции, там просто происходит поставка товара. Таким образом экономическая цена определена для каждого торговца в момент покупки или продажи фьючерса. А цена экспирации — только для технического расчета вариационной маржи. Теперь стало очевидно, что цена на WTI — в принципе плохой бенчмарк, гораздо лучше использовать в таком качестве цену на Brent для ставок на «нефть вообще». Она гораздо более репрезентативная, в том числе потому, что там нет одного-единственного терминала в Кушинге с плохой проходимостью. С такой же ситуацией столкнулись Индия и Китай. И вот в Индии вроде бы сначала пошли навстречу трейдерам, поведя экспирацию по нулю, но потом передумали. Это говорит о том, что там рассуждают так же. После того, что случилось, руководство биржи приняло решение впредь готовиться и готовить всю необходимую инфраструктуру к возможности торговать при отрицательных ценах. Не думаю, что это реально может случиться в ближайшие месяцы, — все же экономика по всему миру начала восстанавливаться. Может, если только вторая волна окажется действительно серьезной. Возможно, поведение биржи и страх новых потерь отпугнут частных трейдеров от рынка нефти. Но я считаю, что это только к лучшему. Такие инструменты предназначены для профессионалов, институциональных инвесторов: нефтяных компаний, фондов, банков. Они могут в том числе и хеджироваться с помощью фьючерсов. Обычному человеку торговать ими, особенно с плечом, рискованно. И чем больше людей это осознает, тем лучше. Последние тенденции говорят о том, что на бирже фиксируется рекордный приток зарегистрированных клиентов, и им лучше сосредоточиться на инвестиционных инструментах, а не высокорискованных товарных фьючерсах.

На распутье

Внезапный резкий обвал цен на нефть ударил не только по профессиональным трейдинговым компаниям, но и по обычным людям из разных стран, пытавшимся заработать на скачках котировок. Около 700 из них живут в России и до недавнего времени торговали на Московской бирже. Впрочем, теперь многие из них не уверены, что будут продолжать сотрудничать с площадкой. В своих претензиях они указывают на непродуманный регламент, позволяющий руководству биржи в сложных обстоятельствах вести себя как угодно (и как удобно), без оглядки на клиентов. Именно из-за нечетких правил торги не были продолжены после того, как цена опустилась до 8,84 доллара за баррель, и в результате сотни человек понесли убытки, не сумев закрыть позиции, — в совокупности на миллиард рублей. Впрочем, с такой трактовкой ситуации согласны не все. Руководство биржи и некоторые финансисты указывают на то, что остановка торгов предотвратила еще большие потери и уберегла неопытных игроков от настоящей катастрофы, не позволив им купить соблазнительно дешевые контракты. Более того, расширение ценового коридора означало бы отступление от утвержденных (в том числе и при участии торговцев) правил, что только внесло бы дополнительную сумятицу и породило недоверие на рынке. Сторонам предстоит искать правду в суде, но уже сейчас ясно, что случившееся изменит отношение многих к биржевым торгам, служащим дополнительным заработком для миллионов людей по всему миру. На двух главных российских биржах — Московской и Санкт-Петербургской — уже несколько месяцев фиксируется прирост клиентов: до пяти миллионов и 2,5 миллиона открытых счетов соответственно. Вероятно, теперь их держатели будут сторониться торговли сырьевыми ресурсами. Некоторые из них могут уйти на иностранные площадки и к зарубежным брокерам — несколько собеседников «Ленты.ру» рассказали о таких планах. Это чревато оттоком из страны иностранной валюты (которая понадобится трейдерам для покупки активов за границей) и финансовых ресурсов, необходимых российским компаниям. Развитый фондовый рынок является одним из ключевых условий здорового функционирования экономики, и подобные скандалы не способствуют привлечению в нее новых инвесторов. Те, кого не смущает турбулентность финансовых рынков, окажутся в группе повышенного риска — в том числе из-за недостатка знаний и опыта. Случившееся должно стать наглядным предупреждением для многих частных трейдеров: выгоднее и безопаснее торговать более простыми инструментами — например, акциями и облигациями. Однако отечественным биржам и государству в лице Центробанка (он выступает регулятором фондового рынка) все же стоит как можно скорее обезопасить всех участников торгов от любой непредвиденной ситуации. Принимаемых мер для этого явно недостаточно: пока Московская биржа лишь готовится технически проводить торги по отрицательным котировкам.