Нулевая изотерма января и производительность труда в России

Как вы считаете, действительно ли повышение производительности труда является универсальной таблеткой от всех болезней? — Конечно, повышение производительности труда (ПТ) нужно всем и всем полезно. Вопрос в том, во-первых, насколько повышать, во-вторых, для чего и, в-третьих, насколько остра эта необходимость. Приведу один пример: в советское время на один наш рубль создавали вооружений примерно на ту же сумму, на какую в Соединенных Государствах Америки тратили порядка десятка долларов. В то же время по действовавшему официальному банковскому курсу рубль и доллар были примерно равны. Получается, что производительность труда в американском ВПК была значительно выше, чем у нас, ведь они в итоге производили продукцию на существенно большую сумму. Это, конечно, статистическая иллюзия, но, смею заверить, таких иллюзий было превеликое множество. Как и сейчас. Если измерять нашу нынешнюю ПТ в ценовом выражении, она получается несуразно низкой. Разве что если пересчитать по паритету покупательной способности – тогда получается, что наша производительность сопоставима с производительностью в большинстве стран, считающихся нашими стратегическими конкурентами. Кроме того, ПТ требует еще и понимания того, на что используются плоды этого труда. Вспомним лукавый позднесоветский пропагандистский постулат: «Мы производим экскаваторы для добычи железной руды, из которой производим экскаваторы». Что осталось за скобками? За рамками этой пропагандистской заявки осталось, естественно, то, что мы еще делали из этой руды. Я говорю это к тому, что понятие производительность труда очень сложное, комплексное. Мы должны рассматривать его именно как комплексное явление, а не ограничиваться каким-то числовым измерением, состоящим, по сути, лишь из одного единственного числа – рубль продукции на вложенный рубль. Прежде чем заботиться о ПТ, надо понять, в чем мы ее измеряем, каковы цели этого производительного труда. Чтобы не получилось, как в другом анекдоте: по нечетным дням один Сизиф вкатывает камень на гору, по четным другой Сизиф скатывает камень с горы, а по воскресеньям они совместно обсуждают методы повышения производительности труда. Прежде чем рассуждать о каком-то сложном явлении, надо постараться вникнуть в эту сложность, заметить хотя бы основные ее аспекты. Так какие показатели могут быть определяющими? Вы готовы их назвать? — Нет. Честно признаюсь, я не считаю себя специалистом в этой области, соответственно, я не берусь сходу назвать такие вот объективные показатели ПТ. Более того, я совершенно уверен, что выработка этих показателей требует больших исследований больших научных коллективов. Больших не по числу сотрудников, а по числу направлений их деятельности. Чтобы сформировать критерии оценки любой деятельности, надо для начала разобраться в ее многообразии. Есть целые госпрограммы повышения ПТ, но нет четких критериев оценки самого явления. Как такое возможно? — Как вам сказать? В государственных проектах действительно создаются довольно обширные списки частных показателей, а кроме того, они постоянно корректируются по мере продвижения. Вот каждый год утверждается новый список национальных проектов. Не столько потому, что старые уже выполнены, сколько из-за того, что в процессе продвижения выявляются какие-то неучтенные тонкости и приходится, опираясь на накопленный опыт, что-то пересматривать в критериях оценки национальных проектов, а иногда по-новому оценивать промежуточные цели самих нацпроектов. Поговорим о росте ПТ на примере национальных экономик. Как это происходит? Это естественный процесс или им можно управлять? Давайте посмотрим на Китай последних десятилетий... — Что касается Китая, картина выглядит примерно так. В Китай, как в регион с дешевой рабочей силой, перенесли довольно много производств из регионов с дорогой рабочей силой. Прежде всего – из СГА и из Западной Европы. Однако по мере движения в этом направлении рабочая сила в Китае естественным образом стала дорожать. Всю дешевую уже задействовали, кроме того, местные работники, убедившись, сколь малую долю от результатов своего труда они получают, стали требовать хоть немного, но больше. Пришлось в срочном порядке завозить более эффективные средства производства. В целом это обычный процесс. Примерно так же вырастали первоначально заработные платы в Западной Европе и в Северной Америке. То есть мы видим вынужденный процесс повышения ПТ. Вынужденный обстоятельствами внешнего инвестирования и стремлением к повышению эффективности инвестиций. И внешнее здесь не на первом месте. Ключевой момент – именно инвестиции и повышение их эффективности. Подозреваю, что у нас о повышении эффективности тоже задумываются в первую очередь производственники, и они же, так сказать, передают заказы государству. Что оправданно, ибо государство есть лишь один из инструментов, создаваемых обществом для решения общих задач. В то же время производственники склонны сводить понятие ПТ к чисто денежным показателям или, в лучшем случае, к натуральному исчислению, то есть к суммарному объему производства в материальных единицах. К сожалению, стремление к финансовому исчислению склоняет к производству чего-нибудь подороже, даже если оно не самое жизненно важное. В советское время было понятие планово-убыточных производств. Казалось бы, зачем производить себе в убыток? Дело в том, что принудительное снижение цены продукции таких производств оборачивалось снижением цен сразу во многих производственных цепочках, а развитие этих цепочек вместе взятых намного перекрывало затраты на покрытие первоначального планового убытка. В экономике бывают парадоксы. Когда от практики планово-убыточного производства попытались полностью отказаться и сделать каждое звено прибыльным, это обернулось немалым числом перекосов в экономике. Это тоже одна из причин, почему я говорю, что понятие ПТ сложно поддается сведению к какому-то одному числу. Если главными стимулами повышения ПТ должны выступать «внутренние» стимулы, то как быть в условиях нашего – отчасти государственно-монополистического – капитализма? Да и рабочая сила у нас дорожает далеко не везде. Внешние механизмы не работают? — Работают. И то, что у нас свобода рынка ограничена, как я уже сказал, компенсируется тем, что субъекты рынка формулируют свои задачи для государства. Сейчас вновь популярными становятся споры о различных системах управления и о том, как они влияют на производительность труда. Что, на ваш взгляд, может быть хорошим примером и на что следует опереться для оптимизации бизнес-процессов? — Модели оптимизации бизнеса работают всегда в каких-то конкретных условиях. Например, когда Тейлор и Форд создавали автомобильный конвейер, приспосабливая классический конвейер, впервые возникший еще в венецианском судостроении где-то в XV веке, к американским условиям, главным для них было изобилие очень дешевой и совершенно неквалифицированной рабочей силы. Они выстраивали производство так, чтобы можно было человека с улицы поставить к конвейеру и за считанные минуты, в худшем случае – часы, натаскать на одну операцию. А когда мы строили конвейер ВАЗа, у нас рабочая сила была несравненно более квалифицированной. Мы были вынуждены организовать процесс таким образом, чтобы каждый человек работал на одном месте лишь ограниченное время, после чего принимался осваивать работу на других участках. Параллельно мы создали заводское многопрофильное высшее учебное заведение, чтобы там конвейерные работники могли осваивать инженерные специальности. Дело даже не в том, что мы исповедовали иную социальную идеологию, нежели Форд, Как раз Форд в своих трудах убедительно показал, что идеология стремления к росту производства порождает примерно те же меры, которые у нас ассоциируются с социализмом. Форд, при всех своих социал-дарвинистских рассуждениях, во многом был социалистом. Просто мы имели дело совсем не с той рабочей силой, на которую опирался Форд. То, что нам удалось подготовить лучшую рабочую силу, тоже обусловлено обстоятельствами, на этот раз – историческими. Квалифицированная рабочая сила была нам жизненно необходима для подготовки к отражению неизбежной агрессии – то, что на нас нападут, было ясно еще в середине 20-х годов. Таких вынужденных обстоятельств всегда накапливается столько, что приходится ориентироваться не на какие-то идеологические соображения, а на чисто производственные потребности. И каждый раз приходится действовать исходя из текущих условий. Не могу удержаться от ремарки. Столь ли удачным является пример Волжского автозавода в качестве успешного выстраивания конкурентоспособного производства? — Я бы не смотрел на предмет так однозначно. Вопрос в том, на каких рынках конкурировать. Приспосабливая Fiat 124 – между прочим, лучший автомобиль Европы 1965 года по решению тогдашней Ассоциации автомобильной периодики Европы – к нашим условиям, мы вместе с итальянскими разработчиками внесли в него несколько сот изменений. Изначально «Фиат» создавался под другой климат, нежели наш. Если неклиматические проблемы мы смогли решить, создав первую в стране фирменную сеть технического обслуживания, то проблему наших автодорог пришлось решать технической адаптацией самого автомобиля. Он естественным образом стал хуже в эксплуатации на других рынках, в других климатических условиях. На рынках той же Западной Европы ВАЗ стал неконкурентоспособен по сравнению с «Фиатом». Зато он был успешнее «Фиата» на рынках, где климат больше похож на наш. Бытует мнение, что на производительность и качество труда влияют национальные и культурные особенности работников. Это действительно так? — Что касается культурных особенностей, русская цивилизация сформировалась к востоку от нулевой изотермы января. То есть в тех местах, где средняя температура в январе ниже температуры замерзания воды. А это привело ко множеству стратегически важных последствий. У нас значительно меньше урожайность, и в те времена, когда основой экономики было сельское хозяйство, экономика в целом естественным образом была гораздо ниже. Мы могли отвлекать от сельскохозяйственной работы на иные виды деятельности значительно меньшую долю населения. Если в Западной Европе несколько веков подряд основой военной силы были сравнительно малые отряды хорошо обученных воинов, мы просто не могли себе позволить содержать такие подразделения и были вынуждены делать ставку на слабо обученных ополченцев, готовых не столько убивать, сколько умирать. Есть и другие отличия. Наша нелюбовь к длительным и постоянным усилиям – это тоже одно из следствий той самой нулевой изотермы января. Наш сельскохозяйственный сезон в разы короче, чем в Западной Европе. А это значит, что за короткое время мы должны сделать гораздо больше. Мы вынуждены ориентироваться не на медленную стабильную работу, а на рывки с последующим, по возможности длительным, отдыхом. Это все веками копилось и отражалось на нашем национальном характере. Даже сейчас, когда от сельского хозяйства у нас зависит гораздо меньше, в этой отрасли привычен режим работы, обозначаемый как «битва за урожай». Это сказывается и на множестве иных направлений деятельности. Поэтому каждый раз, когда мы пытаемся сориентироваться на какие-то иные образцы организации труда, мы вынуждены эти образцы дорабатывать «напильником по месту». Да, мы можем меняться. Иногда к лучшему. А иногда следует задавать себе вопрос, поднятый в свое время польским философом и мастером афоризмов Станиславом Ежи Лецем: «Если хорошее старое вытесняет плохое новое – это прогресс?» Мы постоянно опробуем новые варианты. Часть из них мы находим теоретическими рассуждениями, часть «методом тыка», но это действительно постоянно нужно делать, и так же постоянно нужно быть готовым вернуться, если поймем, что шагнули не туда. Так на какие же сферы деятельности и на какие технологические цепочки в деле повышения ПТ в России следовало бы обратить внимание в первую очередь? — Поддерживать, я думаю, нужно прежде всего то, что само работает. В нашем случае это означает, что мы должны ориентироваться на нашу способность действовать рывком и нашу же способность придумывать нечто такое, чего никто другой не придумает. Не потому, что не сможет, а потому что не видит необходимости. Например, в сфере программирования на заказ давным давно сказано: хочешь, чтобы было сделано быстро – обращайся к индийцам, хочешь, чтобы было сделано быстро и работало хорошо – обращайся к русским. Нам надо разбираться в том, что у нас получается хорошо. Во вторую очередь – в том, почему у нас получается хорошо. Это нам самим далеко не всегда очевидно. Нужно сосредоточить силы на собственных возможностях, а не на подражаниях кому бы то ни было, даже если он нас по каким-то объективным показателям превосходит. Повышение ПТ напрямую связано с инвестициями в новые технологии. Не является ли текущая ситуация с малодоступностью кредитов серьезным тормозом для амбициозных планов? — Знаете, еще когда вопрос о ключевой ставке вообще никого всерьез не волновал, у меня было несколько статей о том, что ориентироваться на чужие деньги всегда вредно. Каковы бы эти деньги ни были. Хоть иностранные инвестиции, хоть кредиты, хоть акционирование своего производства – это всегда работает как допинг. Дает очень хороший результат в краткосрочной перспективе, а потом оборачивается множеством нежелательных и чаще всего непредвиденных побочных эффектов. Поэтому лично я считаю, что высокая ключевая ставка должна нас заставить в очередной раз задуматься о том, можно ли жить без кредитов. Фото: ФедералПресс / Иван Кабанов