Интервью с директором департамента Минэкономразвития РФ о климатической политике России
Ирина Петрунина занимает должность директора Департамента конкуренции, энергоэффективности и экологии Министерства экономического развития РФ с 2022 года. Она окончила Московский государственный педагогический институт. Прошла переподготовку в Российской академии государственной службы при Президенте РФ.
С 1991 по 2019 год занимала должности в сфере образования – от заместителя директора школы до заместителя директора Департамента государственной политики в сфере воспитания, дополнительного образования и детского отдыха Министерства просвещения РФ. Почетный работник общего образования Российской Федерации.
– Насколько важна Рамочная конвенция ООН об изменении климата и какие задачи сейчас являются наиболее актуальными в рамках этой конвенции?
– Конвенция по борьбе с изменениями климата – это хорошая международная площадка под эгидой ООН, на которой страны могут договариваться о том, как они будут развиваться, с учетом того, что нужно, с одной стороны, затормозить изменения климата, а с другой – адаптироваться к этим изменениям. Например, в 2023 году в Дубае было глобальное подведение итогов, и на этой площадке РФ удалось отстоять позиции атома как безуглеродной энергетики и природного газа как переходного топлива от таких тяжелых углеводородов, как нефть, к более легкой, зеленой энергетике.
В 2024 году договаривались о деньгах: 300 млрд [долларов США] в год (примерно 29,9 трлн рублей. – Ред.) – это та цена, которую развитые страны должны предоставить развивающимся для роста их экономик, чтобы они не страдали от тех технологий, которые применяются по ограничению выбросов парниковых газов. В 2025 году в Бразилии будем обсуждать, как адаптироваться к изменениям климата.
– Расскажите, как климатические изменения влияют на экономику России? Какие отрасли в настоящее время пытаются бороться и какие меры они предпринимают? Считаете ли вы их достаточными?
– С одной стороны, изменения климата приводят к тому, что мы, например, тратим больше энергии на обогревание помещения для создания комфорта людей и развития экономики. С другой стороны, такие отрасли, как сельское хозяйство и лесопроизводство, больше выигрывают от изменений климата. Есть еще один момент: Северной морской путь, который является хорошей транспортной артерией, становится более доступным ровно потому, что теплеет климат.
Есть необходимость скорректировать подходы в отраслях, например, в строительстве, потому что вечная мерзлота подвержена таянию. Мы оцениваем эти процессы, но нужно менять требования к технологиям. Мы довольно системно подходим к этому, у нас есть планы по адаптации к изменениям климата, которые носят многоуровневый характер.
– На Ваш взгляд, бизнес и государство как-то сотрудничают в сфере снижения выбросов парниковых газов в атмосферу? Каким образом это осуществляется?
– Это часть государственной политики, для этого у нас есть форматы углеродного регулирования. Государство дает бизнесу возможность реализовывать климатические проекты. По сути дела, климатические проекты – это действия бизнеса, которые направлены либо на снижение выбросов парниковых газов, либо на то, чтобы, реализовывать, допустим, посадки деревьев. Мы как министерство экономического развития, как регулятор, за последние два года сделали практически всю нормативно-правовую архитектуру реализации этих проектов.
– Как работает рынок углеродных единиц? Какие международные проекты в этом направлении перспективны?
– Это, в первую очередь, нормативно-правовая база, которую мы создали для того, чтобы эти климатические проекты физически существовали. Для этого необходимо было выработать критерии этих проектов и создать систему, которая бы оценивала их. А это конкретные люди, конкретная организация, конкретные методологии, которые нужно было формировать соответствующим образом. У нас есть реестр этих климатических проектов и реестр углеродных единиц. Дальше они могут торговаться или компенсировать углеродный след продукции той же организации, которая ее создала.
– Уже есть какие-то конкретные результаты действия этого рынка?
– Рынок еще только развивается, но, тем не менее, за последние два года у нас зарегистрировано уже 40 проектов. Это фактически 30 с лишним миллионов уже выпущенных и частично проданных углеродных единиц.
– Россия в этом плане первопроходец или этот опыт был почерпнут у наших соседей и партнеров по другим объединениям, к примеру, ШОС или БРИКС?
– Действительно, сейчас мы и с ШОС (Шанхайской организацией сотрудничества. – Ред.), и с БРИКС, и с ЕАЭС (Евразийским экономическим союзом. – Ред.) выстраиваем такого рода взаимодействие. Здесь необходимы достоверные научно обоснованные сведения, которые, с одной стороны, позволяют нам оценивать климатические проекты, а с другой – мы укрепляем свою позицию на международных площадках таким образом. Именно за счет того, что у нас реализуются важнейшие инновационные проекты государственного значения, мы создаем собственную систему мониторинга климатически активных веществ и уже можем пользоваться этими результатами и обмениваться ими с коллегами из других стран.
– Расскажите о создании кадастра антропогенного воздействия. Он создавался на основе некой суверенной технологии. Что это за технология, в чем ее особенность?
– Национальный кадастр антропогенных выбросов парниковых газов – это формат международной отчетности, обязательства по которой РФ приняла на себя, подписав Парижское соглашение. Это фактически разработка собственной суверенной системы расчетов поглощения и выбросов парниковых газов. За два года мы существенно скорректировали те данные, которые раньше мы подавали в качестве отчетности в рамках Рамочной конвенции ООН об изменении климата и Парижского соглашения. Мы смогли показать, что поглощающая способность экосистем – российских лесов, болот, редколесий – значительно выше, чем когда мы считали по международным подходам. То есть мы изменили свои данные в ретроспективе.
– Расскажите о Сахалинском эксперименте по ограничению выбросов парниковых газов. Какие результаты уже достигнуты и менялись ли задачи в связи с полученными промежуточными результатами?
– Смысл этого эксперимента заключается в том, что Сахалинская область должна достичь углеродной нейтральности в 2025 году. Мы сейчас экспериментируем в части квотирования выбросов для предприятий. 35 коммерческих юридических лиц принимают участие в этом. По итогам расчетов мы распределили квоты для этих организаций. Если предприятие выбросило больше, чем его квота, то у него два пути: первый – оно может это компенсировать, купив углеродные единицы. Но если организация ничего не сделала, то тогда она просто заплатит штраф. Для нас сейчас, как для министерства, очень важно посмотреть, каким образом этот процесс будет осуществляться, как эта технология будет использоваться, с какими трудностями мы можем здесь столкнуться. В этом суть эксперимента.
У нас было много обращений с просьбой распространить Сахалинский эксперимент на другие субъекты РФ. Мы пока не очень к этому стремимся, но субъекты сами реализовывают такого рода меры. Например, одна из самых распространенных мер – перевод общественного транспорта на газ с дизельного топлива или с бензина.
– Что касается международного взаимодействия в сфере борьбы с изменением климата, как бы Вы оценили нынешний уровень сотрудничества с такими объединениями, как ШОС или Ассоциация государств Юго-Восточной Азии?
– В первую очередь, мы выстраиваем наши планы на корректировке и взаимном увязывании рынков углеродных единиц. Конференция, которая в этом году прошла в Баку, очень поспособствовала этому процессу, потому что наконец-то договорились, каким образом мы можем трансгранично торговать углеродными единицами. Второй момент – адаптационные мероприятия. Третье – взаимный обмен различного рода данными, в первую очередь, научными. Здесь Россия открыта, потому что наша научная база – одна из сильнейших в мире, и мы вполне можем делиться с нашими соседями наработками, которые у нас есть – и в части изменений климата, и в части адаптации.
– Как в настоящее время осуществляется работа по обмену опытом со странами БРИКС в части энергетического перехода и борьбы с выбросами парниковых газов?
– Работа со странами БРИКС идет интенсивнее. С учетом председательства России в БРИКС в 2024 году, очень многие вещи были сделаны. В первую очередь, это платформа, которую мы вместе создаем и которая связана с тем, что мы можем обмениваться научными данными, различными результатами. Трансграничная торговля углеродными единицами – это тоже хорошая история. Рынки надо развивать, и это правильный процесс, в котором мы тоже работаем со странами БРИКС.
Развитие энергетики – так называемые зеленые, возобновляемые источники энергии – здесь у нас тоже есть определенный опыт и возможности, и мы налаживаем собственное технологическое производство. Есть разные пути сотрудничества со странами БРИКС, и все они у нас поименованы, мы их знаем в тех проектах, которые вместе подписываем.
Полную версию интервью смотрите здесь.
Фото: TV BRICS