Директор ИСАА МГУ: РФ и Китай могут вместе создать контур ПВО на Дальнем Востоке

Директор Института стран Азии и Африки МГУ, доктор исторических наук Алексей Маслов в интервью ТАСС рассказал о возможностях расширения военно-технического партнерства России и Китая, оценил возможности Пекина в украинском урегулировании и ответил на вопрос, возможна ли экономическая зависимость РФ от КНР.

Директор ИСАА МГУ: РФ и Китай могут вместе создать контур ПВО на Дальнем Востоке
© ТАСС

— Есть ли основания утверждать, что в современных условиях, в частности текущего противостояния с Западом, партнерство России и Китая будет все же приближаться к военному союзу или его подобию, несмотря на то что стороны предпочитают это понятие не использовать?

— У нас разные представления об этом. Очевидно, что и Россия, и Китай не хотят создавать никакого формального военного союза. И это понятно, потому что и так сегодня Азия ими переполнена. Потенциал для эскалации создает и AUKUS, и очевидное военное присутствие США в этом регионе. То есть создание еще одного союза просто приведет к увеличению напряженности.

Но при этом, если мы посмотрим на нынешние отношения России и Китая, они уже носят характер в том числе военно-политического союза. Москва и Пекин ежегодно проводят учения, в том числе и совместное воздушное, морское патрулирование. Это никак иначе, кроме тесного сотрудничества в военной области, не озаглавить.

Россия предлагала Китаю, в том числе на уровне президента, предоставление технологии раннего оповещения о ракетном ударе. То есть мы готовы создавать совместную систему ПВО. И мы ждем в данном случае ответа Китая. Пекин сегодня крайне озабочен, конечно, ситуацией вокруг Тайваня, и КНР именно военно-политический союз сегодня был бы крайне выгоден. Таким образом, мы действительно выходим на многие компоненты того, что можно назвать военно-политическим союзом.

Но есть и другой момент. Россия и Китай пытаются перешагнуть именно военно-политическую область, чтобы сделать сотрудничество многокомпонентным и многосторонним, нацелив это взаимодействие на полезность не только с точки зрения защиты национальных интересов, но прежде всего на научный, технологический и промышленный прогресс.

— Как вы оцениваете в целом перспективы военно-технического партнерства стран с учетом их высокого уровня технологического развития? И могут ли, на ваш взгляд, возникнуть перспективы размещения российского оружия в КНР с какими-либо целями?

— Судя по всему, ни Россия, ни Китай не стремятся обмениваться новыми образцами вооружения, хотя обсуждают вопросы о допустимости этого. Дело в том, что обе страны вполне самостоятельны в плане своих вооружений. Когда мы говорим о военно-техническом сотрудничестве, речь идет прежде всего об инновационных форматах, в том числе о военном сотрудничестве в космосе, помимо его мирного исследования. Я также не исключаю возможности создания совместного контура ПВО на Дальнем Востоке России и Китая. Мне кажется, это было бы оптимально, потому что там есть совместные интересы. У нас есть еще один формат сотрудничества — это совместная подготовка кадров, в том числе военно-технических и военно-инженерных, которые в дальнейшем позволят совместно использовать новые образцы вооружения.

— Какие вы могли бы выделить противоречия в области политического диалога России и КНР и связующие направления для взаимодействия?

— Начнем, конечно, со связывающих направлений, потому что и Россия, и Китай смотрят в целом одинаково на проблемы многополярности: и Москва, и Пекин не согласны с идеей единого центра управления политикой, экономикой и финансовыми ресурсами. В этом смысле мы полностью сходимся.

Наши подходы также совпадают относительно проблем безопасности и суверенитета стран. Под этим имеется в виду, что вопрос национального суверенитета — не только военного, не только территориального, а, например, технологического суверенитета — является важнейшей проблемой построения политики. Китай, например, в области технологического суверенитета заметно ушел вперед. Мы знаем про китайские операционные системы, китайские достижения в области электроники, и здесь мы как раз можем сотрудничать для взаимной поддержки.

Еще один важный пункт — вопросы взаимного развития экономик. Продовольственная безопасность, экономическая безопасность лежит в основе политики России. Мы за последние два-три года сделали колоссальный рывок в создании национальных производств — такого не было никогда. Китай также создавал национальные производства в течение десятилетий, но до сих пор не может себя обеспечить целиком продуктами питания. В этом смысле мы переходим от сотрудничества только в области нефти и газа, что было основным экспортным продуктом из России, в область поставок российской агропродукции. И в этом смысле мы тоже находим точку пересечения в области взаимоподдержки экономик.

В чем у нас есть противоречия или несогласованности? Мы по-разному смотрим на ядерную проблему. Россия к этому не стремится, но тем не менее заявляет о возможности локального применения ядерных зарядов малой мощности, прежде всего для защиты собственной территории. Китай всегда резко выступал и выступает против любого использования ядерного оружия, кроме как в случае прямого, неопосредованного нападения на свою территорию.

Далее — Китай, безусловно, развивает свою инициативу "Пояс и путь". Ее природа — экономическая, инфраструктурная и, безусловно, политическая. Китай рассматривает большинство стран как потенциальных или уже реальных членов "Пояса и пути". У России есть своя инициатива — это Большое евразийское партнерство. Мы считаем, что Россия не является частью "Пояса и пути". Тем не менее мы готовы взаимодействовать в области этих двух инициатив. Мы не можем просто присоединяться к китайскому проекту, в то время как у нас есть свои интеграционные планы.

— Мы видим, что США используют санкционное давление против Китая за сотрудничество с Россией в различных областях. Считаете ли вы, что санкции Вашингтона против Пекина могут так или иначе повлиять на отношения двух стран и Китай в какой-то момент решит перенести достаточно резкие заявления из публичной плоскости в практическую?

— Не скрою, что мы уже давно на разных уровнях переговоров, в том числе в неформальных беседах, предупреждали китайских коллег о том, что меры, направленные еще тогда против РФ, будут приниматься и против КНР. Но тогда мы встречали недоверие и даже некоторую усмешку, которую нам объясняли тем, что США просто не позволят себе пойти на ограничительные санкционные меры в большом объеме из-за взаимосвязанности американской и китайской экономик. Теперь мы видим, что это не так. Сегодня все усилия США нацелены не на экономический удар против Китая, и тем более против России, а на попытку торпедировать вообще модель развития Китая в области лидирующих технологических проектов, политических инициатив и так далее.

Таким образом, речь действительно идет о цивилизационном противостоянии. Китай и сегодня надеется, что это остается вопросом исключительно переговорного процесса, который получится урегулировать при помощи экономических мер или терпения. Пекин учитывает, что в США действительно регулярно меняются президенты, и надеется, что следующая итерация может изменить ситуацию. Я не думаю, что это произойдет. Сейчас речь идет о глобальном противостоянии.

В то же время мы видим, что риторика Китая стала более жесткой по отношению к США. Если, например, раньше Пекин не позволял себе публично, в том числе на уровне руководства страны, критиковать Вашингтон, сейчас мы видим очень резкие адресные заявления. Это можно объяснить тем, что беспрецедентное давление США в последние годы в известной степени отрезвило Китай. Оно также показало, что есть всего одна страна, которая на протяжении всех последних десятилетий не допускала ни на каком уровне критику в отношении Китая. И, в свою очередь, Пекин весьма корректно ведет себя по отношению к Москве.

В целом я предполагаю, что Китай еще несколько лет будет считать, что договориться с США возможно, но, когда ситуация станет более сложной, вслед за риторикой изменится и политика в отношении Вашингтона.

— Насколько сегодня высоки риски оттока китайских компаний и инвестиций из России в связи с расширением антироссийских санкций в финансовом секторе и угрозы вторичных санкций для иностранных компаний? Российская экономика в этих условиях сильно зависит от Китая?

— Надо хорошо понимать, что Россия всегда значительно больше зависела от западных стран, чем Китай. Вся российская экономика была включена в западную: как в европейскую, так и в американскую. И даже в этих условиях мы сумели пережить этот шок и наладить нормальную национальную экономику. Естественно, у нас идет переключение в сторону Китая, что является, с одной стороны, выходом из положения, а с другой — по сути, может поставить Россию в зависимость от другой экономики — уже от юаня. Поэтому здесь наша задача — это, обучаясь на прошлых ошибках зависимости от многих поставок Запада, в том числе технологий, машиностроительного оборудования, создать свою национальную промышленность. Тогда мы не будем бояться, что впадем в зависимость от кого-то.

Торговля с Китаем сейчас однозначно развивается. В то же время взаимные инвестиции остаются на очень невысоком уровне. Это может нас расстраивать, но также показывает, что мы не зависим от китайских инвестиций. В том числе благодаря тому, что российские деньги, которые были выведены из стран Запада, начали работать на национальную экономику. То есть крупные компании начали инвестировать внутри страны. Более того, они и сами вкладывают деньги в Китай. Поэтому в целом российская экономика от китайской не зависит так, как зависела от западной. Если мы сохраним те же темпы развития национальной экономики, то это дает надежду предполагать, что никакой серьезной зависимости у нас и не будет.

— Хотелось бы обсудить еще одну тему. Не так давно в Швейцарии прошла конференция по Украине, на которой не присутствовали ни РФ, ни КНР, ни многие другие страны глобального Юга. Насколько перспективна, по-вашему, в текущих условиях роль Пекина в качестве посредника между Москвой и Киевом, и считаете ли вы, что Китай мог бы предложить площадку для новой конференции на своей территории?

— Китайская инициатива в том виде, в котором она была представлена полтора года назад, и в том виде, как она сегодня представлена вместе с Бразилией, — это самое разумное, самое спокойное предложение, которое можно выдвинуть в этой сложной ситуации.

Китай исходит из нескольких простых, казалось бы, очевидных вещей, которые не понимают многие наши европейские и американские коллеги. В первую очередь для урегулирования конфликта абсолютно точно нужно участие двух сторон. И это самый простой тезис, из которого надо исходить. Второй момент — это то, что сначала должно произойти прекращение огня и боевых действий на том этапе и на том уровне, который сейчас имеется. Уже после этого могут начаться переговоры, потому что в период взаимных атак их вести очень сложно.

Таким образом, Китай в этом смысле исходит из очень простых, но очень эффективных вещей. Важно, что Пекин имеет гигантское влияние на мировую экономику и политику. Поэтому многие страны, в том числе европейские, являются его крупнейшими экономическими партнерами и во многом зависят от нормальных отношений с Китаем.

В связи с этим я рассчитываю, что китайская территория как площадка для переговоров не вызовет вообще ни у кого никаких сомнений, никаких претензий. Но Пекин хочет действовать тогда, когда все подготовлено. Поэтому я думаю, что Китай сейчас выжидает правильного момента для того, чтобы предложить себя или какой-то, скажем, другой близкий ему регион для взаимодействия.

— Фонд Горчакова объявил о запуске новой научно-образовательной программы по изучению актуальных проблем развития стран Востока — "Азиатский диалог". Какое значение имеет программа для сотрудничества двух стран?

— Прежде всего, я обратил бы внимание на очень точную формулировку названия самой программы — "Азиатский диалог", — потому что сейчас в рамках восточного вектора российской политики нам крайне важно налаживать диалог с самыми разными странами, в том числе и по сложным, болезненным, но очень актуальным вопросам. В первую очередь это нацелено на достижение взаимопонимания не только с точки зрения политики или экономики, но с точки зрения понимания тех исторических, культурно-политических традиций, которые сложились в целом ряде стран. Нашими партнерами в данном случае выступают Китай, страны Юго-Восточной Азии, например Вьетнам, Камбоджа и многие другие. Главная цель — это углубление профессионального понимания, профессионального подхода к взаимодействию со странами Восточной, Юго-Восточной и Южной Азии.

Мы сейчас сталкиваемся с несколькими парадоксами, которые необходимо преодолеть. Во-первых, парадокс в том, что разворот России на Восток произошел значительно быстрее, чем было подготовлено необходимое количество кадров и, самое главное, сформировалось профессиональное сообщество, которое может обслуживать этот разворот. Поэтому диалог и подобные программы вместе с Фондом Горчакова нацелены на преодоление этого разрыва.

Второй момент. Мы видим, что Восток — это прежде всего тончайшая нюансировка очень многих отношений в области политики, экономики, культуры. И это не просто примитивный обмен мнениями, но именно понимание всех тонкостей, что требует постоянного нахождения в контакте.

Третий важный вопрос — нам обязательно нужно мнение наших партнеров. То есть мы хотим услышать, что они думают о России, как они видят, как они планируют, насколько долго планируют вести диалог с Россией. Эта программа не разовая — это "Азиатский диалог", это целая сеть мероприятий, начинающаяся с конференции, которая будет сейчас проходить. Она нацелена именно на расширение форматов диалога по самым разнообразным темам.

Я хочу обратить внимание, что мы живем не просто в сложном мире — мир всегда был сложным, — а в мире, очень быстро меняющемся, требующем совсем другого уровня знаний и понимания. В мире, который базируется не столько на противостоянии, сколько на нюансах и необходимости взаимопонимания. Поэтому мое главное пожелание — это учиться понимать друг друга, учиться слышать друг друга, учиться разделять мнение, учиться вести диалог, даже если вы не согласны с мнением своего коллеги. И самое главное — надо понимать: тем, что мы сейчас делаем, мы закладываем фундамент для будущего. От того, как мы сейчас научимся беседовать, зависит, каким образом будет развиваться наша политика, экономика, наше образование. Поэтому самое главное — учитесь слышать друг друга.

— В этом контексте было бы уместно спросить, какие вы можете выделить актуальные российско-китайские образовательные проекты и как мы могли бы синхронизировать наше с КНР взаимодействие в области образования?

— Дело в том, что в целом у нас уже десятилетиями развиваются проекты в области образования и гуманитарных наук. Казалось бы, здесь все обстоит очень хорошо. У нас заметно расширились обмены: несколько десятков тысяч студентов и с российской, и с китайской стороны посещают друг друга. Мы договорились выйти на цифру ежегодных посещений около 100 тыс. человек. Это гигантская цифра. Речь идет о краткосрочных стажировках, долгосрочном обучении и многих других формах.

Но сейчас нам нужно повышение качества этого взаимодействия. У нас уже несколько лет работает первый и пока что единственный официальный российско-китайский университет. Он находится на территории города Шэньчжэнь. Его создателями явились МГУ с российской стороны и с китайской стороны — Пекинский политехнический институт (ППИ). И это большой прорыв, потому что на территории Китая реализуются программы МГУ, люди получают дипломы МГУ, не выезжая с территории Китая. Причем качество гарантируется именно преподавателями МГУ, и дипломы по своему характеру, по своему составу ничем не отличаются от того, что обучающиеся могли бы получать в Москве.

Также у России и Китая подписан целый ряд новых магистерских программ подготовки, но далеко не все они эффективно реализуются, потому что есть языковой барьер, есть недопонимание друг друга. Нам надо выходить на более высокий уровень — то есть, помимо изучения языка или, например, культуры друг друга, переходить к углубленному научно-техническому сотрудничеству, созданию совместных лабораторий на базе университетов, созданию новых программ летних школ, переподготовки и так далее.

Наконец, мы должны понимать, что те, кто готовится сегодня в университетах, — это люди, которые через пять-шесть лет будут определять характер российско-китайского сотрудничества. Как следствие — мы сегодня должны сделать так, чтобы между этими будущими лидерами возникало взаимодействие, знакомство. Они должны начать понимать друг друга уже сегодня, чтобы завтра шло поступательное развитие. Наша задача не просто зафиксировать российско-китайские отношения на их нынешнем этапе, а сегодня закладывать основания того, что в дальнейшем переведет это взаимодействие на качественно более высокий уровень. И все это делается именно в области образования.