Никита Кричевский: Бороться с инфляцией с помощью ключевой ставки не получится

Глава Министерства финансов Антон Силуанов счел результативными меры руководства Центробанка (ЦБ) по борьбе с ростом потребительских цен на внутреннем рынке. Доктор экономических наук, профессор Никита Кричевский оценил, насколько эти меры результативны и нужно ли вообще бороться с инфляцией. — Итак, что же это за меры и насколько они результативны? — Ключевая ставка не работает. Есть жизнь, я есть инфляция, которая не тормозится уже второй год, а только разгоняется. Пусть несильно разгоняется, но движение именно такое, несмотря на все ставки и прочие меры. Есть только одна надежда у Центрального банка и у Минфина. И она на то, что инфляция имеет природу самозатухания. — А такая природа у инфляции действительно есть? — Конечно! Есть опыт, есть эмпирические знания. Везде и всегда инфляция имеет свойство самозатухания, по объективным или субъективным причинам. Причем независимо от того, что делает Центробанк, ФРС, Банк Англии или еще какой-нибудь регулятор. Применительно к ФРС — в начале 70-х годов прошлого века, в период «рейганомики», инфляция самозатухла. Потому что успокоилась ситуация — решили вопрос с нефтяным эмбарго 1973 года, перешли на малолитражные автомобили, наладили импорт нефти из СССР… И уже в начале 70-х инфляция пошла на спад. Американскую экономику, соответственно, перестало трясти. Это было записано в заслугу Рейгану, но на самом-то деле инфляция затухла сама. — Есть какие-то циклы затухания? — Нельзя однозначно сказать, что есть какие-то циклы. Вы хотите сразу упорядочить ситуацию, это понятно, но никаких исследований на эту тему в общем-то нет. Но я считаю, что эти циклы все-таки есть. Инфляция всегда разгоняется, потом некоторое время стоит на плато, а потом начинает снижаться. Вопрос в сроке. — И какие варианты есть? — Сейчас у нас два варианта. Первый связан с тем, что высокая инфляция это долгосрочный, применительно к России, тренд. Ну как долгосрочный — год или два. Есть и другая вероятность, что затухать инфляция начнет в более короткий промежуток времени. Пока, конечно, за первые три месяца 2023 года она не затухает и даже немного растет. Даже несмотря на то, что курс рубля стоит как вкопанный и ставка задрана до небес. При этом о том, какие меры позволяют с этой самой инфляцией бороться, надо спросить у Минфина. — Но меры-то есть? — Есть эмпирическая практика последних десятилетий, которая говорит о том, что инфляция к деньгам имеет такое же отношение как воздух к весне, образно говоря. Есть деньги, а есть рост цен, потому что и то, и другое — деньги. А есть цикл затухания, который я один проповедую, потому что все остальные считают, что если мы где-то подкрутим какой-то механизм среди неограниченного множества экономических агентов, то этот винтик поможет. — Есть такой винтик? — Нет такого винтика, потому что экономика — наука социальная, на 50% она — социология, и от винтиков зависит мало, какими бы они ни были и как бы не подкручивались. — Но в целом-то — с инфляцией стоит бороться? — Конечно, стоит! Вот, например, Михаил Мишустин, еще пять лет назад выступая в правительстве, сказал, что причиной инфляции является алчность и жадность производителей. И он был абсолютно прав, так как инфляция, как правило, имеет не чисто математическую природу и причины, а оппортунистическое поведение, выражающееся в поговорке про свою рубашку, которая ближе к телу. То есть: если «сосед» повысил, значит и я повышу. Мне надо повышать зарплату, значит я повышу цены. Ничего подобного! Есть норма прибыли, которую ты можешь без проблем снизить и цены не повысить… — Так кто ж согласится уменьшить норму прибыли? — Мало ли кто что не хочет! И законодательно это можно ограничить путем прихода ФАС или налоговой инспекции с вопросом «а что случилось и почему растут цены?». Вот, например, в Беларуси Александр Лукашенко заявил некоторым экономическим агентам о том, что если они будут повышать цены за счет внутренних ресурсов, то просто «сядете». И многие, конечно, начали говорить о рынке, о том, что будет дефицит… — А этого не случилось… — А этого не случилось. И дефицита не случилось, и цены остановились. Что получается? Получается, что подобные «пугалки» — это происки либеральных экономистов. Михаил Мишустин сказал, что причина — жадность, Александр Лукашенко пошел более жестким путем, а результат — один, рост цен в определенных сегментах прекратился, дефицита нет. — Еще раз: вы говорили про циклы инфляции… — Я говорил про здравый смысл. Есть логика, есть здравый смысл. Вестись на россказни можно очень долго и верить в них можно очень долго. Но достаточно посмотреть на практику, посмотреть на то, что происходит у наших соседей, в Беларуси, например, чтобы понять, что всё это не так однозначно. Можно посмотреть и на Китай, там такая же история. У них в конце прошлого года вообще дефляция, кстати, случилась, причем в сегменте продуктов питания. — А что опаснее: инфляция или дефляция? — Конечно, инфляция. Если кто-то скажет, что дефляция означает сокращение поступления налогов в бюджет, то он по сути будет прав. Но бюджет живет не только за счет налогов. Есть, например, применительно к России, крупнейшие экспортеры, ну и что им инфляция? У нас есть денежный станок. У нас без проблем можно увеличивать госдолг. Есть курс. Это все без проблем регулируется и чуть-чуть подкрутить, ненадолго включить — и он тут же выдал тебе те недостающие деньги, которые ты потерял на дефляции. Главный тезис, о котором мало кто предпочитает говорить, это «не человек для экономики, а экономика для человека». У нас последние 30 лет — наоборот. Ты должен работать, затянуть пояса, потерпеть, покупать дороже, платить бешеные проценты по кредитам. Производительность труда, ВВП… Да ничего подобного! — А хотя бы в каком-то из государств мира тезис про экономику для человека работает? — Я только что приводил в пример Беларусь. Плюс еще и Китай. Там именно так и есть. Кроме того, и в Европе полно стран, где такой тезис — в порядке вещей. Это страны Скандинавии, Швейцария, Австрия, юг Германии, там все делается для того, чтобы людям жилось хорошо. ВВП растет очень плохо у них, да. Но граждане этих стран ощущают себя защищенными, живут с чувством заботы, у них самоуправление, в рамках которого на своих землях они все решают сами — в порядке вещей. — Получается, что в этом аспекте нам надо менять менталитет… — Менталитет не надо менять, он неизлечим. Надо менять бюрократию. Уже видны положительные сдвиги, за последние два года. Дайте еще столько же, и вы увидите, как все изменится. Сейчас психологический климат гораздо важнее, чем инвестиционный, и он — на очень хорошем подъеме. Тот же индекс оптимизма в экономике, индекс потребительской уверенности от Росстата, у нас сейчас в три раза больше, чем был два года назад, был 13 пунктов, стал 38 пунктов. Мы расправили плечи и смотрим вверх, а не под ноги. И это не измеряется никакими деньгами.