Место в сети — главная ценность рыночной экономики

Константин Фрумкин - Главный редактор делового журнала «Инвест-Форсайт» . Какова главная ценность рыночной экономики сегодня? Это, конечно, не имущество в виде вещей или денег, не технологические ноу-хау, даже не внимание. Главное, чего хотят достичь все современные субъекты, и люди, и компании, — это выгодная позиция в сети социальных взаимосвязей. Технологии (в исходном смысле слова) — грубый первый этаж культуры, где человек взаимодействует с необработанной природой, но человеческое общество достигло такой степени сложности и масштабности, что разрабатывать и «обрабатывать» его и выгоднее, и едва ли не так же сложно, как обработка природы. Технологии оказываются в подчиненном положении у деятельности по поиску «правильной» позиции в социальной сети, поиска возможности стать точкой пересечения обменных цепочек. Пример этого подчинения — известная формула бизнеса «найдите потребность и удовлетворите ее». Эта формула указывает на возможность вписаться в эффективные обменные цепочки, возможность стать контрагентом большого числа партнеров, участником сети с большим набором связей, а технология подчиняется этой задаче — отвечает на вопрос, как именно удовлетворить потребность. В сущности, доступ к позиции в сети обеспечивается — об этом много писал философ Бруно Латур — комбинацией из технических и социальных знаний, бесполезных друг без друга. Для нахождения места в социальных взаимосвязях требуется два инструмента: знание о том, где имеется ниша, которую можно занять, и ресурсы, обеспечивающие доступ к этой нише. Высшей виртуозностью тут является нахождение ниши не в текущей, а в будущей конфигурации сети. На этом строится любой стартап — он рассчитывает создать новые финансовые, экономические, информационные и технологические взаимосвязи, в которых он станет точкой пересечения. Ценность ценностей современного общества — знание о возможной нише в завтрашней конфигурации общественных взаимосвязей. Поэтому можно сказать, что мы пришли от «экономики имущества» к «экономике отношений» («экономика знаний» оказывается лишь подсистемой их обеих, ибо не может ставить сверхцели, подчиняющие себе другие цели). Любопытно, что эта высшая ценность рыночной экономики сама рыночным товаром становится со скрипом и далеко не всегда. Рыночная система, построенная на продаже всего и вся, оказывается перед серьезным вызовом: высшая из ценностей оказывается очень плохо продаваемой. Место в точке пересечения обменных цепочек — в сущности, место в социальной экосистеме, а с нишей в экосистеме очень трудно проделывать какие-то манипуляции, поскольку любая неосторожность может нарушить всю экосистему. Может ли волк продать свое положение в экосистеме леса? В принципе, может, то есть способен уступить свое место другому волку, но это сработает лишь при условии, что новый волк будет вести себя примерно так же, как прежний: не окажется ни слабым и больным, ни, наоборот, слишком эффективным и прожорливым. Ни заяц, ни медведь это место приобрести не могут; более того, даже купив его, они остаются с риском завтра столкнуться с охотниками, новыми конкурентами или оскудением охотничьих угодий. Лучшим примером этого в бизнесе является вопрос о продаже инвестиционно-банковских компаний, суть бизнеса которых — в том, чтобы помогать другим предприятиям устанавливать связи с заемщиками и инвесторами. Можно продавать имущество, но трудно продавать фирму, чей капитал, в сущности, — узел связей между клиентами и поставщиками услуг. При малейшей неприятности этот узел рассасывается — и связи наращиваются по альтернативным маршрутам. В случае с инвестиционно-банковскими компаниями роль поставщиков услуг играют сотрудники компании, но кто им мешает уволиться? А даже если и не уволятся, то могут начать работать хуже, чем при прежнем руководстве. Именно поэтому в XIX веке мы практически не встречаем случаев продажи фирм в сфере оптовой торговли — вроде той хлеботорговой фирмы, которой владели купцы Будденброки в романе Томаса Манна. Можно продать завод, магазин, рудник, но продать торговую фирму — значит, в сущности, продать личные связи купца. Такая фирма состоит из финансовых ресурсов, умноженных на навыки и связи ее владельца; навыки и связи не продашь, а если у покупателя есть деньги — он может сам попробовать торговать. У купца его бизнес неотличим от социального капитала, а социальный капитал плохо продается. Впрочем, не только в торговле, но в любом бизнесе существует проблема изменения качества управления бизнесом при смене собственника. Тут рынок сталкивается с «квантовыми эффектами» социальной сложности — так же, как в квантовой физике объект изменяется в момент его наблюдения, так и в бизнесе объект и его место в экосистеме изменяются при попытке его купить. Тот факт, что в мире современных акционерных обществ собственники часто де-факто не имеют реального влияния на компании, а компании фактически оказываются в распоряжении топ-менеджмента, что порождает феномен неуправляемости корпоративной бюрократии — так называемой «корпоркратии», — во многом является решением проблемы продажи бизнеса, предлагаемым современным капитализмом. Если продажа бизнеса может повредить сложную экосистему связей, на которых держится бизнес, наилучшей будет система, при которой смена собственников будет вообще незаметна для бизнеса, а этого возможно добиться только ценой максимально возможного лишения собственников управленческих функций и появления корпократии. Рыночная экономика пытается коммодифицировать, то есть превратить в стандартный товар все, что она встречает. Но ниша в сети социальных связей — слишком уникальный товар и слишком тесно связанный с индивидуальными особенностями тех, кто ее достиг, ее придумал. Бывает, что ниша и узел связей неотделимы от личности, хотя, конечно, случается и наоборот: имеет значение только идея новой ниши, а воспользоваться ею может любой с компетенцией и ресурсами. Гении бизнеса считают себя незаменимыми: они полагают что их ниши неотделимы от них самих. А задача стартапера парадоксальна: создать непродаваемую уникальную нишу — и превратить ее в продаваемую.