Рыбная отрасль на пороге второго этапа монополизации
Первая волна аукционов по инвестквотам наглядно показала, что такой механизм ведет к укрупнению бизнеса и монополизации права на вылов российских биоресурсов за определенными финансовыми группами. Так, перед началом инвестиционных аукционов крабовый ресурс, изначально распределенный среди 70 пользователей на основании исторического принципа, в результате оказался в портфеле 21 предприятия, а если учитывать их аффилированность, то между 11 компаниями.
Продолжается активное обсуждение о целесообразности проведения второго этапа аукционов с инвестиционным обременением. Все крупнейшие отраслевые объединения рыбаков, включая ВАРПЭ, представили в правительство свои позиции о том, что проведение второго этапа необходимо рассматривать только после того, как будут подведены итоги первой инвестиционной кампании, а это не ранее 2026 г. Правда, Росрыболовство продолжает настаивать на том, что рыбацкое сообщество поддерживает планируемые реформы и заинтересовано в аукционах.
Однако регулятор не только проигнорировал позицию рыбаков, ведомство предлагает завести под инвестиции водные биоресурсы, которые не смогут влиять на развитие отрасли и которые не подходят под инвестиционные цели. В частности, речь идет о целой группе биоресурсов, которые принято называть «квоты добычи моллюсков в инвестиционных целях».
Первоначально регулятор заявлял, что принцип распределения квот вылова крабов необходимо распространить и на морские гребешки, трубачи, серые и черные морские ежи, трепанги. Договоры на доли квот вылова этих видов водных биоресурсов в инвестцелях предлагалось заключать по результатам аукционов. Победители торгов должны будут построить некие инвестиционные объекты в России. Вот только почти все эти виды биоресурсов являются незначительными в общероссийском объеме вылова и характеризуются экспертами как специализированные промыслы, которые ведут всего несколько прибрежных региональных компаний в ДФО. Более того, рыбаки считают, что выставление 100% квоты этих видов на аукционы приведет к банкротствам прибрежных предприятий.
Подобный печальный опыт необоснованных и экономически нецелесообразных решений со стороны ФАР уже имеется. Речь идет о глубоководных крабах. Ведь несмотря на то, что все шесть лотов глубоководных крабов были выставлены на торги, а реализованы только с шестой попытки, после снижения аукционной цены в три раза, строительство краболовов еще даже не началось.
Но главная проблема в том, что ресурс не осваивается. За прошедший 2021 г. освоение победителями торгов выделенной инвестиционной квоты на глубоководный краб составило всего 900 тонн из 4,8 тыс. тонн, а это менее 20%.
Промысел глубоководных крабов – это весьма специфичный, требующий особой оснастки и подготовки, да к тому же очень затратный для бизнеса, и поэтому с таким уровнем освоения квот становится очевидно, что инвестиционные обязательства в виде постройки новых краболовных судов не будут выполнены. Но есть законодательный пробел в нормативной базе, поэтому компании, купившие доли квот, могут еще несколько лет ловить краба без реального строительства флота, а потом без всяких последствий для себя дожидаться пока ФАР через суд расторгнет договоры на право вылова этих инвестиционных лотов.
Причина развития неблагоприятного сценария по использованию запасов глубоководных крабов для государства и бизнеса в том, что еще при принятии законодательной базы регулятор полностью проигнорировал экономические расчеты компаний. Так, каждый глубоководный лот с учетом затрат на строительство судна, а это порядка 2 млрд руб., по расчетам, окупался только через 15 лет.
Ситуация по этому ресурсу не изменилась и сейчас. Если они пойдут на второй этап, то не факт, что через пять лет российские компании вообще будут добывать этот ресурс. Они могут разориться из-за кредитной нагрузки, так как цена на этот вид краба в разы меньше, чем на шельфовые виды.
Теперь подобные расчеты о рентабельности «ценных» будущих лотов представили и другие отраслевые игроки, как по уже обозначенным Росрыболовством видам биоресурсов, так и по объектам, претендующим на выставление на инвестиционные аукционы.
Возможно, регулятор все-таки начнет прислушиваться к рыбацкому сообществу и ориентироваться на экономику промысла при определении инвестиционной направленности водного биоресурса. Иначе остается открытым возникающий закономерный вопрос отраслевого сообщества, почему одни виды включают, а другие нет, проецируются в аналогичное недоумение у других представителей органов власти.
Поэтому, для того чтобы решения были объективными, необходимо выработать четкие экономические критерии для инвестиционного ВБР и закрепить их нормативно. В прошлом году вице-премьер Виктория Абрамченко высказала позицию, что на будущие аукционы будут направлены «основные валютоемкие» биоресурсы, но в настоящее время регулятор так и не расшифровал это понятие. Однако ошибки в этом вопросе уже приводят к большим потерям для отрасли и несут в себе коррупционные риски.
Если глубоководные крабы были «пионером» игнорирования экономических расчетов чиновниками ФАР, то креветки, ежи, трепанги и трубачи могут окончательно дискредитировать политику государства, основанную на правильном государственном регулировании, повышающим эффективность использования водных биологических ресурсов. Непрозрачность принятия решений и отторжение любых экономических и социальных прогнозируемых последствий – это стиль и концепция руководства ФАР в вопросе инвестиционных реформ.
Сегодня чиновники Росрыболовства не учитывают основные составляющие, влияющие на рыболовный бизнес. Это биологическое состояние запасов, процент освоения ОДУ и ценообразование на рынках. Так, если взглянуть на ОДУ трубачей за последние годы, то видно, что в 2021 г. компании могли добыть 8051 тонн, однако сумели поймать всего 6 799. Освоение квоты всего 84%.
Причины недолова в том, что этот ресурс хорошо добывается только в одном промысловом районе, а в остальных промрайонах уловы не более 500 кг в сутки. Это значительно повышает затраты на промысел, в то же время цена трубача на рынках обвалилась с 20 до 8-10 долларов за килограмм.
Добывают трубача суда специализированными ловушками, и если в качестве объекта инвестиций правительством будет определено среднетоннажное судно, то будущий приобретатель лота рискует работать в пределах нулевой рентабельности. Так как лот будет окупаться более 12 лет, а при дальнейшем снижении цены на трубача затраты не окупятся и за 15 лет.
Негативно реагируют рыбаки и на попытки лишить их квот на добычу ежа. Эти объекты добываются водолазным способом. Президент Ассоциации рыбопромышленных предприятий Сахалинской области Максим Козлов на ДВНПС сказал, что для предприятий Сахалинской области, в том числе Курильских островов, эта тема имеет особое значение, ведь от доступа к промыслу зависит работа градообразующих предприятий. Аукционы приведут к сокращению числа добытчиков и потерям для региона, в том числе по рабочим местам и налоговым отчислениям. Сейчас в регионе по морскому ежу работают 20 предприятий с объемами квот 200-300 тонн для каждого. В случае проведения аукционов с инвестиционными обязательствами придется выставлять более крупные лоты – такие перераспределения несут в себе риски сокращения числа предприятий.
Между тем такие компании дают работу тысяче человек. Кроме того, организации, за которыми сейчас закреплены квоты, уже реализуют инвестиционные программы на южных и северных Курильских островах. Активно инвестируют не только добытчики ежа, но и, например, компании, занимающиеся промыслом гребешка на Северных Курилах.
Аналогичная аргументация у ежевиков Приморья, они уже заявили о банкротствах своих береговых рыбоперерабатывающих комплексах. Предприниматели не понимают, зачем государству ухудшать социальное положение людей на отдаленных территориях, что может сказаться на отношении общества к общей государственной политике.
Если посмотреть освоение ежа, то в прошлом году из общей квоты в 7 977 тонн компании добыли всего 5 281 тонну, это лишь 66% от ОДУ. В 2020 г. ситуация с освоением аналогичная. Эксперты называют добычу ежа, которого добывают водолазы с мотоботов, традиционной добычей. По сути, это «аборигенский» бизнес, позволяющий держателям квоты дотировать убыточные направления по переработке прибрежных уловов.
Даже регулятор еще не придумал, что будет объектом инвестиций, так как наверняка строительство моторных лодок не может рассматриваться как технологический прорыв. Не подвести ежа и под продовольственную безопасность России. Икру ежа российский потребитель не будет есть даже за бесплатно.
Аналогичная ситуация и по гребешкам. Квота в 10 тыс. тонн хоть и осваивается на 90%, говорить о кардинальных прорывах в этом сегменте не приходится. Ученые твердят о том, что промысел гребешка на Курилах нужно закрывать из-за его состояния запасов, а добывается он небольшими судами дражным способом и часть ресурса поднимают со дна водолазы.
Добыча трепанга в России – это всего 100 тонн, которые поднимают водолазы. По неофициальным данным, такое количество трепанга незаконно добывает местное население в Приморье. И понять, зачем чиновники озаботились трепанговой проблематикой, и вовсе сложно. Но ясно только, что Росрыболовство все чаще идет против мнения рыбацкого сообщества. Это противостояние можно было бы оправдать, если бы российский потребитель зафиксировал, что результатом проведения реформ стало бы снижение цен на рыбу и морепродукты. Однако цены на рыбопродукцию выросли по многим позициям на 50-100%, и рыбная продукция стала недоступной для огромного количества граждан.
Значительно подорожавшая рыба, будущие банкротства компаний и, как следствие, сокращение рабочих мест на местах позволяют предположить о том, что общество и население в приморских регионах негативно воспримут дальнейшее реформирование рыбной отрасли. А ведь правительство страны заинтересовано в стабилизации политической и социальной обстановки на Дальнем Востоке. Как подчеркивает президент ВАРПЭ Герман Зверев: «В поручениях заместителей председателя правительства РФ, во исполнение которых подготовлен законопроект, нет оснований ни нормативно-правовых, ни экономических для проведения аукционов на эти объекты».
Почему регулятор решил проявить инициативу и окончательно разрушить экономическую модель отрасли, при которой показатели работы предприятий все время росли? Ответа пока нет.
А вот рыбаки считают, что принятие скоропалительного решения и проведение второго этапа инвестиционной кампании могут остановить достижения запланированных целей при проведении первого этапа. Пока главным и единственным достижением является строительство 24 береговых заводов.
Президент Ассоциации добытчиков минтая Алексей Буглак, оценивая итоги первого этапа, приводит следующие данные: «Заявленная инвестпрограмма по строительству флота выполнена всего на 9% – из 65 отобранных проектов построено только 6 судов, на Дальнем Востоке из 30 построено 3 судна. Практически по всем судам фиксируется срыв графика строительства – от шести месяцев до двух лет. В дальнейшем это отставание будет только нарастать. Минпромторг прогнозирует завершение строительства подписанных проектов не ранее 2026 г.
Запускать второй этап по строительству судов в этих условиях рискованно. Очевидно, что экстенсивное наращивание портфеля заказов без соответствующего производственного, технологического и кадрового обеспечения судостроительной отрасли приведет только к взрывному росту стоимости строительства рыбопромыслового флота».
Остается только добавить к мнению эксперта, что на всех значимых мероприятиях рыбопромышленники и крупнейшие отраслевые объединения рыбаков представили свою позицию о том, что второй этап нужно начинать не ранее 2026 г. и только при условии установления четких критериев признания инвестиционной пригодности конкретных водных биоресурсов, основанных на точных биологических и экономических расчетах, а также после того, как все запланированные траулеры будут построены в срок.