Империя «Дальстроя»

В каком-то смысле его крёстным отцом был молодой геолог Юрий Билибин — начальник 1-й Колымской экспедиции, в 1928−29 гг. открывшей на колымском притоке Среднекане золотоносную провинцию. Вернувшись с Колымы, Билибин отстаивал её перспективы во всех инстанциях. Верили ему слабо — расчёты геолога казались фантастикой. Но уже в 1930 году 2-я Колымская экспедиция Валентина Цареградского подтвердила наличие запасов «металла № 1», а в ноябре 1931-го и появился «Дальстрой» — Государственный трест по дорожному и промышленному строительству в районе Верхней Колымы. Его первой и главной задачей стала добыча золота — валютного ресурса, нужного стране для индустриализации. Специалистов привлекали на Север зарплатами, льготами, перспективами. С самого начала в «Дальстрое» решили широко применять труд заключённых. Как когда-то импульс к развитию отдалённых окраин Российской империи давали бунтари — ссыльные, каторжане, мятежные поляки, так теперь освоением окраин СССР занялись заключённые учреждённого в 1932 году Севвостлага. Этот «спецконтингент» стал на Колыме основной рабочей силой, строившей прииски, посёлки, дороги в тяжелейших условиях вечной мерзлоты. 4 февраля 1932 года на пароходе «Сахалин» в порт Нагаево (будущий Магадан) прибыл первый директор Дальстроя Эдуард Берзин — выпускник берлинского художественного училища, ветеран Первой мировой и Гражданской, «латышский стрелок». О нём хорошо отзывался Варлам Шаламов, знавший Берзина ещё по Северному Уралу, где будущий писатель отбывал свой первый срок и участвовал в стройках химических заводов под его руководством: «Эдуард Петрович Берзин пытался, и весьма успешно, разрешить проблему колонизации сурового края (Колымы — В. А.) и одновременно проблемы „перековки“ и изоляции. Зачёты, позволявшие вернуться через два-три года десятилетникам. Отличное питание, одежда, рабочий день зимой 4−6 часов, летом — 10 часов, колоссальные заработки для заключённых, позволяющие им помогать семьям и возвращаться после срока на материк обеспеченными людьми. В перековку блатарей Эдуард Петрович не верил, он слишком хорошо знал этот зыбкий и подлый человеческий материал. На Колыму первых лет ворам было попасть трудно — те, которым удалось туда попасть, — не жалели впоследствии». В годы «берзинского либерализма» на Колыме экспериментировали с вольными поселениями, как на чеховском Сахалине. «Колымский ад» начался уже после этого идеалиста, когда пришли другие времена и люди. Берзина, расстрелянного в 1938-м и реабилитированного в 1956-м (он будто бы морем гнал золото за границу и хотел отторгнуть Дальний Восток в пользу Японии), сменил Карп Павлов. Это при нём на Колыме происходили «гаранинские расстрелы». В том же 1938-м посадят и самого начальника Севвостлага Степана Гаранина, а Павлов застрелится в оттепельном 1957-м. Люди на Колыме воистину гибли за металл, навсегда оставаясь нетленными в вечной мерзлоте. Шаламов писал: «Всех, у кого находили «металл» (имеются в виду попытки утаить найденное золото — В. А. ), расстреливали. Позднее — щадили жизнь, давали только срок дополнительный — пять, десять лет. Множество самородков прошло через мои руки — прииск «Партизан» был очень «самородным», но никакого другого чувства, кроме глубочайшего отвращения, золото во мне не вызывало… За самородки платили заключённым премию — по рублю с грамма, начиная с пятидесяти одного грамма. Весов в забое нет. Решить — сорок или шестьдесят граммов найденный тобой самородок — может только смотритель. Дальше бригадира мы ни к кому не обращались. Забракованных самородков я находил много, а к оплате был представлен два раза. Один самородок весил шестьдесят граммов, а другой — восемьдесят. Сначала зэков везли на «планету „Дальстрой“» через Владивосток. Так попали на Колыму писатели Шаламов и Евгения Гинзбург, генерал Горбатов и ракетный конструктор Королёв, артист Жжёнов. Поэт Нарбут погиб на Колыме, поэт Мандельштам умер на владивостокской пересылке в ожидании навигации. Позже в Нагаево попадали через Находку и Ванино (об этом — знаменитая песня «Я помню тот Ванинский порт…»). По данным магаданского историка Анатолия Широкова, численность вольнонаёмных работников «Дальстроя» почти всегда уступала численности заключённых. Но в конце войны и некоторое время спустя, а также после 1953 года, когда началось массовое освобождение, вольнонаёмных было больше. Если в 1932 году из 13,1 тысячи работников Дальстроя вольных насчитывалось 3,1 тысячи, в 1937-м — 12 тысяч из 92,3, а в 1940-м — 39 из 216, то в 1945-м численность вольных составила 101 тысячу из общих 189, в 1953-м — 120 тысяч из 214. С 1940 года ударников Дальстроя поощряли созданным по эскизу основоположника советского дизайна Александра Родченко знаком «Отличнику-дальстроевцу», который сегодня высоко ценится у коллекционеров. Уже в 1932 году на пяти первых колымских приисках (Среднекан, Борискин, названный в честь легендарного старателя по прозвищу «Бориска», Первомайский, Юбилейный, Холодный) добыли 511 килограммов золота. Но перспективы были туманны: по россыпному золоту прогнозы подтверждались, с коренным было хуже. Огромные средства пустили на строительство приисков, дорог, прочей инфраструктуры, но обещанных Билибиным золотых гор не было. Сам он утверждал: на этом первом этапе руководство «Дальстроя» допустило ряд ошибок из-за «полного незнания северной тайги, пренебрежительного отношения к специфическим условиям приисковой работы и опыту старых таёжников». В 1934 году Нагаево (с 1939 года — город Магадан) и колымские прииски связала автодорога. В 1936-м, когда Колыма, дав 33 тонны золота, обогнала Калифорнию, Берзин произнёс на 1-й Колымской геологической конференции знаменитые слова: «Вексель Билибина, выданный государству, полностью оплачен». По достоинству заслуги геолога отметили позже — в 1946 году, когда Билибин стал лауреатом Сталинской премии и член-корреспондентом АН СССР. Помимо золота, в Дальстрое стали добывать олово (до этого стратегический «металл № 2» покупали за рубежом), вольфрам, кобальт, уран. У треста имелась и другая миссия — комплексное освоение перемороженных, далёких, пустынных, необжитых пространств, вовлечение Дальнего Севера в «единый народнохозяйственный комплекс страны». Магадан изначально мыслился не как временный старательский Доусон, известный нам из Джека Лондона, а как полноценный современный город для жизни. На Колыме не просто вырабатывали запасы ценных руд — заселяли и развивали территорию, не считаясь с затратами. «Комбинат особого типа, работающий в специфических условиях, и эта специфика требует особых условий работы, особой дисциплины, особого режима», — так охарактеризовал «Дальстрой» Сталин. Сначала трест находился в подчинении Совета труда и обороны СССР. В 1938 году его передали в ведение НКВД, переименовав в Главное управление строительства Дальнего Севера — сокращённо ГУСДС НКВД СССР или просто ДС (с этого же времени главу «Дальстроя» именовали «начальником», а не «директором»). «Дальстрой» относился к Дальневосточному, а позже — к Хабаровскому краю, но лишь формально. Де-факто это была территория с особым статусом, где власть советских и партийных органов была в значительной степени ограничена. Территория эта постоянно прирастала. В итоге империя «Дальстроя» заняла гигантское пространство от Якутии до Чукотки, от Охотского и Берингова морей до Северного Ледовитого океана — в общей сложности до 3 млн кв. км, или 1/7 от площади СССР. Здесь действовали свои писаные и неписаные законы, цвела местная мифология. Олег Куваев в знаменитом романе «Территория» вывел «Дальстрой» под именем Северстроя: Объёмы добычи золота росли: в 1937 году — 51,5 тонны, в 1938-м — 62, в 1939-м — 66,3, в 1940-м — 80 тонн (рекорд за всю историю «Дальстроя»). В считаные годы Северо-Восток стал «валютным цехом страны». В 1930-х валюта была нужна для модернизации промышленности, во время войны золотом расплачивались за материальную помощь союзников. В 1943 году Колыму посетил куратор ленд-лиза, посол США в СССР Аверелл Гарриман, годом позже — вице-президент США Генри Уоллес с той же целью: убедиться, что у русских достаточно золота. Колыма гостей не разочаровала, хотя Иван Никишов, в 1939 году сменивший Павлова на посту начальника «Дальстроя», на их вопросы о точных объёмах добычи отвечал уклончиво. К 1953-му году в пределах «Дальстроя» насчитывалось около 450 предприятий — приисков, рудников, фабрик, электростанций, радиоцентров, нефтебаз, портпунктов, аэродромов, школ, больниц, библиотек. В Магадане выходила газета «Советская Колыма» (бывший «Дальстроевец», будущая «Магаданская правда»), открылся ВНИИ-1 — Всесоюзный институт золота и редких металлов. В Дальстрое имелись свой авиаотряд (северные воздушные трассы «торили» знаменитые лётчики Леваневский, Мазурук, Водопьянов) и свой флот (пароходы «Генрих Ягода», «Николай Ежов», «Кулу», «Джурма», «Индигирка» и др.). По состоянию на 1956 год «Дальстрой» дал в общей сложности 1148 тонн золота, 62 тысячи тонн олова, 3 тысячи тонн вольфрама, 398 тонн кобальта, 120 тонн урана, добыл для собственных нужд 10 млн тонн угля. Всё это, конечно, одна — парадная — сторона. Есть и другая, известная из тех же «Колымских рассказов» Шаламова, «Крутого маршрута» Гинзбург, «Чёрных камней» Жигулина. Политическая оттепель пришла на Колыму в 1953 году, когда была образована Магаданская область, а Дальстрой, переданный от МВД в ведение Министерства цветной металлургии, стал чисто хозяйственной структурой. 29 мая 1957 года решением Верховного совета СССР о «Дальнейшем совершенствовании организации управления промышленностью и строительством» Дальстрой упразднили. На его месте возник Магаданский экономический район, управляемый совнархозом. Первым председателем Магаданского совнархоза стал последний начальник «Дальстроя» Юрий Чугуев. Великая и ужасная эпоха дальстроевских героев и мучеников завершилась. Именно в начале переломного 1957 года на Северо-Восток впервые попал студент-геофизик, будущий писатель Олег Куваев. Он застал старых дальстроевцев и позже, работая над романом о чукотском золоте «Территория», сделал ликвидацию «Дальстроя-Северстроя» одним из главных сюжетных узлов книги. В ней описано «последнее лето по старой методике «Северстроя» — «делай или умри».