Мало кто знает, что классический учебник Пола Самуэльсона «Экономика», на тот момент одно из лучших изданий в мире, описывающих теорию рыночной экономики, в СССР впервые был издан в 1964 г. То есть еще 50 лет назад, в период расцвета планового производства, советские экономисты получили возможность ознакомиться с передовой на тот момент экономической наукой. Конечно, одна книга погоды не делает, но на самом деле в Советском Союзе иностранная экономическая литература печаталась довольно регулярно. В 1960–1970 гг. издавалась даже целая серия «Библиотечка иностранных книг для экономистов и статистиков». Добавим сюда прекрасную математическую школу и быстро набиравшую силу компьютеризацию в сочетании с обязательным характером сбора статистической информации. Почему же все эти, казалось бы, очевидные преимущества не реализовались в потоках новой продукции, в росте потребления и благосостояния? Апологеты социализма и его противники сообща приводят множество причин, приведших советскую экономику к краху. Здесь и гонка вооружений, и «предательство» развращенной элиты, и безграмотные попытки реформ. Перечислять подобные причины и разбирать их достоинства и недостатки – труд неблагодарный и бессмысленный, поскольку большинство спорящих, скорее всего, будет полностью уверено в своей правоте. Еще Макс Планк отметил: «Великая научная идея редко внедряется путем постепенного убеждения и обращения своих противников. В действительности дело происходит так, что оппоненты постепенно вымирают, а растущее поколение с самого начала осваивается с новой идеей». Так что, не пытаясь искать аргументы в бесполезном споре, попробуем понять, чего не хватило советской экономике. Безусловно, в своих лучших проявлениях Советский Союз если и не находился на лидирующих позициях в мире, то по крайней мере был близок к ним. При этом рядом с фантастическими достижениями на советских предприятиях легко можно было встретить технологии XIX века. Как объяснить этот феномен? Почему не происходила столь воспетая экономистами диффузия инноваций? Где пропадали множественные разработки советских ученых? Кто мешал внедрению новых технологий и заставлял десятками лет работать на допотопном оборудовании? Несмотря на большое количество субъективных причин, возникавших в каждом конкретном случае, существовали ошибки системы в целом, ограничивавшие возможности развития и встававшие на пути многочисленных ростков эффективности. И главной системной ошибкой советской экономики явился марксизм. Впрочем, правильнее говорить здесь о марксизме в узком его понимании, в качестве всеобъемлющей экономической теории. Не стоит сейчас в полном объеме пересказывать экономические воззрения Маркса, которые сами по себе были весьма любопытны и послужили толчком к развитию многих современных экономических течений. Для нас будут важны те отдельные положения марксизма, которые встали колом в советской экономике и вплоть до 1990-х гг. не давали ей развиваться. И первым в ряду марксистских экономических заблуждений стоит, пожалуй, понятие постоянного капитала, которое, кроме Маркса, не использует больше никто. Стремясь обосновать трудовую теорию стоимости, Маркс вынужден был сконструировать термин «постоянный капитал», вложив в него затраты на приобретение оборудования, сырья и материалов, но без стоимости рабочей силы, затраты на которую он назвал «переменным капиталом». Придумав такую конструкцию, Маркс пришел к выводу, что производительность труда можно измерить через отношение переменного и постоянного капитала. Чем оно меньше – тем лучше. Рассмотрим простой пример. Рабочий на станке изготавливает болты. Чем меньше он тратит времени на изготовление одного болта, тем это будет эффективнее. Ну а в качестве измерителя произведенной продукции Маркс предложил понятие «совокупный общественный продукт». Советские экономисты, воспринимая буквально фразу Ленина «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно», поставили совокупный общественный продукт во главу угла советской экономики, понимая под ним общую стоимость произведенных товаров и услуг и включая туда, в полном соответствии с Марксом, затраты на сырье и материалы. И именно это включение в стоимость затрат на сырье и материалы и было их главной ошибкой. Представим себе иерархию планов, выстроенных согласно марксистской доктрине. План любого завода представляет собой кусочек планируемого совокупного общественного продукта. И он, конечно, считается в двух формах – натуральной и стоимостной, причем стоимостная будет, естественно, предпочтительнее. Но что произойдет, если предприятие начнет снижать долю затрат? В системе, где затраты увеличивают стоимость конечной продукции, выполнение государственного плана становится все более и более сложным. И наоборот, увеличение затрат позволит без особого напряжения перевыполнить плановые показатели. Безусловно, если государство будет непрерывно пытаться административными мерами снижать затраты, оно сможет что-то сделать. Можно, наконец, установить план в натуральных единицах. Но в этом случае предприятие просто начинает выпускать новую, немного измененную продукцию, которая будет уже дороже. Вернемся к нашему примеру с болтами. Если установить план в деньгах, то можно делать болт чуть дороже, поменяв материал, скажем вместо стали – титан, увеличив затраты и, следовательно, цену. Это легче, чем выпустить больше болтов. Если же план стоит в штуках, можно разработать новые болты, которые дороже прежних, назвать их по-другому и снова перевыполнить план в деньгах. Болты – условный кейс, но вот реальный пример. В 1980-е гг. дефицитная стиральная машина «Вятка-автомат» снабжалась чугунным утяжелителем, тогда как ее зарубежные аналоги использовали для этих целей более дешевый и технологичный бетон. Никаких сложностей для советских инженеров в замене чугуна бетоном, естественно, не было, впрочем, как и причин это делать. Конечно, вновь создаваемые предприятия будут более эффективными, так что экономика в целом покажет рост производительности. Однако ни одно старое предприятие не сможет существенно улучшить свои экономические показатели. Разве что на бумаге. Реальное снижение затрат будет не выгодно ни руководству, ни рабочим. Интересно, что в 1970-е гг., после присуждения единственной для СССР Нобелевской премии по экономике советскому математику Леониду Витальевичу Канторовичу «за вклад в теорию оптимального распределения ресурсов», советские руководители попытались внедрять оптимизационные методы на ряде предприятий, но быстро отказались от этого, поскольку оптимальные решения резко сокращали возможности выполнения плана, составленного в валовых показателях и привязанного к совокупному общественному продукту. А внедрять показатели, основанные на расчете прибыли, не меняя марксистскую систему плановой экономики, было невозможно. Но это только первое затруднение, оставленное Марксом. Согласно тогдашним экономическим воззрениям Маркс считал, что совокупный общественный продукт создается только в сфере материального производства. А вот непроизводственная сфера, по мнению Маркса, совокупный общественный продукт не создает. А раз так, то и развивать ее незачем. В полном соответствии с духом и буквой ортодоксального марксизма советские лидеры изо всех сил старались развивать сферу материального производства. Беда в том, что к непроизводственной сфере марксизм относил государственное управление, культуру, а также бытовое и медицинское обслуживание населения. Советский Союз, безусловно, развивал их в плановом порядке, но делал это исключительно по остаточному принципу. Ну а поскольку денег у государства вечно не хватало, развитие нематериальной сферы существенно отставало от потребностей населения. При этом западная экономика выстраивала свои экономические приоритеты по другим канонам. Начнем с того, что основным экономическим показателем в мире являлся валовой национальный продукт (ВВП), свободный от недостатков, которыми обладал марксистский совокупный общественный продукт. Во-первых, ВВП не включал в себя промежуточное потребление, в котором были сосредоточены все затраты, а во-вторых, сфера услуг была в нем абсолютно равноправна с производственными отраслями. Начиная с 1960-х гг. сфера услуг в мире росла опережающими темпами, подгоняя экономический рост. В современном постиндустриальном мире доля услуг составляет более 60% ВВП. Только вот советская экономика этой существенной добавки не получила. Наоборот, увидев ее отставание, руководство страны стало еще больше сокращать затраты на сферу услуг в пользу развития производства, вынуждая регионы идти на хитрости и даже откровенный подлог. В 1980-е гг. автору этих строк довелось увидеть в городах Коми АССР строительство крайне необходимых республике дворцов культуры, проходящих по официальным документам как «дома техники», поскольку на культуру в бюджете денег не было. Советские инженеры и ученые изо всех сил пытались внедрять новые, более совершенные методы производства, но это наталкивалось на всю мощь социалистического планирования, а финансирование науки не обеспечивало ученых материальными стимулами. И если фундаментальную науку таким образом еще можно было развивать, то ученые-прикладники, чьи результаты должны были, по идее, приводить к росту экономической эффективности, не могли зарабатывать на внедрении новых технологий и получали крохи, которые скорее дестимулировали их, чем подвигали к новым открытиям. Результат этого хорошо известен. Советская экономика не выдержала конкуренции с рыночными системами капиталистических стран. Виноват ли в этом Карл Маркс? Едва ли. Скорее виновато примитивное его толкование, превратившее устаревшую экономическую теорию в догмат реального экономического управления большой страной. Все остальное, включая невозможность планирования столь сложной системы, было уже следствиями. Увы, план невозможно примирить с прибылью и конкуренцией, а сама конкуренция означает экономическую свободу, несовместимую с социалистическими принципами. И очень хочется верить, что время социалистических экспериментов все-таки осталось для России в прошлом. Автор – кандидат экономических наук
