Рабочий класс: взгляд с Запада и позиция российских профсоюзов
В последние десятилетия многим стало казаться, что рабочий класс растворился в бурном потоке российской социальной жизни. А профсоюзы и вовсе анахронизм, пережиток советской эпохи. Дескать, скоро и те и другие совсем исчезнут. Без следа. Ещё бы: ведь прообраз ближайшего будущего — японские заводы, работающие без единой человеческой души. К тому же компьютерная эпоха перенесла рабочие места из фабричных цехов по домам работников. А если трудящихся не собирать вместе, то какой же это класс? И вообще на дворе постиндустриальная эпоха. «Пост» — это означает, что индустрия где-то в отсталой Азии, а наши пролетарии в прошлом, вместе со своими требованиями зарплат и забастовками. Ну или почти в прошлом. Тем более что великий философ из Франкфурта Герберт Маркузе уже в конце 60-х годов прошлого века рассказал нам, что рабочие «утратили революционность», превратились в подобие бюргеров, поскольку «им есть много чего терять, кроме своих цепей». Да и в Советском Союзе, признаться, никто давно не верил в «руководящую роль пролетариата», поскольку на деле всем командовали чиновники. Однако в реальности все разговоры об уходе рабочего класса с исторической арены оказались, мягко говоря, преувеличением. Если не сказкой, выдумкой пропагандистов. Строго говоря, очередное повышение активности людей на основе классовых интересов в разных частях мира отмечается исследователями примерно с 2008 года. Это чётко фиксируется и учёными нашего факультета конфликтологии. Примером позиции серьёзных научных центров Запада является доклад заведующей кафедрой социологии Университета Джона Хопкинса (Балтимор, США) профессора Беверли Дж. Сильвер, присланный на наши традиционные Международные Лихачевские научные чтения в этом году. Коллега отмечает, что систематически повторяющиеся в истории капитализма революции в организации производства приводят не к распаду рабочего класса, а к его трансформациям. Волны обновления рабочего класса и новых его волнений следуют одна за другой. Некоторое время события развивались по принципу «туда, куда идёт капитал, вскоре приходят и конфликты между ним и рабочей силой». К примеру, в последние годы под влиянием рабочих беспорядков в Китае владельцы переместили фабрики из прибрежных районов в центральную часть страны. Но почти сразу же забастовки начались в новых местах, выбранных для инвестиций. Перемещения производств в ещё более бедные места (Вьетнам, Камбоджу, Бангладеш) привели к тем же результатам. В итоге оказалось, что капиталу уже некуда бежать. Однако теперь начала бежать рабочая сила — в страны с высокой социальной защищённостью работников. И этот процесс несёт в себе риск ещё более опасных трудовых конфликтов. Вместе с тем полное избавление от рабочих на производстве пока остаётся утопией. Рабочие протесты не теряют свою силу. Они просто проявляются в новых местах и по-новому. Например, совершенствование логистики производства, работа без складов и запасов материалов делают выпуск продукции чувствительным к малейшим перебоям в поставках. Так, забастовка на одном из заводов в Китае в 2010 году привела в конечном счёте к сворачиванию всех производств Honda в этой стране. Усиливаются позиции рабочих в транспортных и коммуникационных отраслях. К примеру, египетский президент Мубарак ушёл в отставку не столько под влиянием событий на площади Тахрир, сколько осознав перспективы начавшейся забастовки персонала Суэцкого канала. Тем, кто считает подобное проблемами развивающихся стран, стоит вспомнить уличные протесты в Греции, Франции, США. Да и приход к власти Трампа, как известно, во многом основан на недовольстве рабочих сворачиванием производства. Сегодня рабочий класс в глобализирующемся мире состоит из трёх разных частей: уже сформировавшегося слоя, которому ранее удалось добиться сравнительно приличного образа жизни, разумных средств к существованию и который защищает свои завоевания; нового слоя, который неудовлетворен дешёвым трудом; той части людей, которая вообще не видит реальных перспектив продажи своего труда на протяжении всей жизни. Это в первую очередь молодёжь, в том числе активно пополняющая ряды мирового экстремизма и терроризма. В целом можно сказать, что рабочий класс возвращается на авансцену общественной жизни. Хотя по сути он никуда и не уходил. Россия на грани между социальным миром и классовой враждой Сегодня ситуацию в российском обществе модно сравнивать с 1917 годом. Определённые объективные основания для этого есть. Действительно, страна находится в состоянии войны, пусть и необъявленной. Реальный уровень доходов падает, а социальное расслоение усиливается. Бизнес не столько вкладывает средства в производство, сколько выводит их за рубеж. Олигархи, не умеющие поднять производительность труда, предлагают перейти к 60-часовой рабочей неделе, чиновники выступают за снятие с государства ответственности и за социальное страхование работников, и за пенсии, и за поддержку безработных. С другой стороны, как справедливо отмечает глава ФНПР Михаил Шмаков, Россия в 2017 году в ряде отношений находится в качественно ином, значительно лучшем состоянии, нежели 100 лет назад. У нас создана во многом передовая система социально-трудовых отношений. За последние 17 лет при поддержке Владимира Путина и обеих палат парламента в стране удалось создать на федеральном и региональном уровнях трёхсторонние комиссии по регулированию взаимоотношений между профсоюзами, работодателями и государством. Это единственный в мире, уникальный в своём роде механизм, позволяющий решать многие сложные вопросы, предотвращать серьёзные конфликты. Объём полномочий и эффективность этих трёхсторонних органов пусть и медленно, но растёт. Теперь через трёхстороннюю комиссию в обязательном порядке проходят все законопроекты, затрагивающие социально-трудовую тематику. Такое невозможно было представить себе не только в канун 1917 года, но и при Советской власти. Законодателям вместе с профсоюзами и профильными федеральными ведомствами в ходе острой дискуссии удалось разработать и принять довольно-таки удачный новый Кодекс законов о труде, обеспечить в нём сохранение в постсоветский период большинства прав и гарантий и для профсоюзов, и для наёмных работников. В итоге Международная организация труда признала его одним из лучших сводов законов о труде в мире. Он эффективно содействует развитию экономики и в то же время препятствует наиболее дикой части работодателей творить безобразия. Безусловно положительным, стабилизирующим фактором является и высокое влияние профсоюзов, не позволяющих войти в рабочее движение и овладеть им каким-либо политическим экстремистам. Характерно, что сегодня в стране уровень охвата предприятий соглашениями между профсоюзами и предпринимателями превышает среднестатистическую норму Западной Европы и США. В российских профсоюзах состоит больший процент работающего населения, чем в США и большинстве стран Евросоюза. Разумеется, это создаёт благоприятные возможности для упорядочения ситуации в социально-трудовой сфере, формирует предпосылки для достижения разумного баланса интересов между трудом и капиталом. Реализация потенциала существующей системы регулирования социально-трудовых отношений сдерживается, по мнению профсоюзов, политикой экономического блока Правительства и Центробанка. Не срабатывают псевдонаучные теории и концепции ультралиберального толка, лежащие в основе этой политики, проявляется неспособность поставить предел алчности предпринимателей. Стабильность в экономике и социально-политической жизни невозможна без разумного и оправданного баланса интересов участников экономической деятельности. Разумеется, достижение такого баланса требует от законодательной и исполнительной власти тщательно выверенной, эффективной деятельности. Противоречия и конфликты сами по себе не устранятся. Вот о чём, видимо, следует нам всем думать после Первомая — одного из самых светлых и добрых народных праздников. Праздники проходят. И впереди большая работа.