Все прогнозы плохие

Что не так с климатом? Климат на Земле меняется. Собственно, он менялся всегда под воздействием природных факторов — активности вулканов, изменения уровня и состава мирового океана, перемещения воздушных масс и тому подобного. Ледниковые периоды несколько раз сменялись на Земле периодами повышения температуры. Потепление происходит главным образом за счет нагревания мирового океана, а он, в свою очередь, нагревается из-за парникового эффекта: парниковые газы (диоксид углерода СО2, метан и оксид азота), накапливаясь в атмосфере, создают вокруг планеты своего рода экран, так что энергия, полученная от солнечного излучения, не возвращается в космическое пространство, а постепенно накапливается, приводя к нагреванию поверхности планеты. Из-за чего это происходит — вопрос до сих пор спорный. С одной стороны, химический состав атмосферы Земли менялся задолго до появления человека. Например, считается, что именно парниковый эффект, ставший следствием высокой вулканической активности, привел к Пермскому массовому вымиранию. Однако, начиная с XIX века, темпы роста температуры на планете стали особенно высокими, а начиная с 1950-х годов — просто беспрецедентными. Последние исследования ученых показывают, что свой вклад в изменение климата вносят даже киты и птицы, а зловредное влияние метана, вырабатываемого в желудках миллионов домашних коров стало почти анекдотом. Тем не менее, исследователи сходятся во мнении, что, начиная с XIX века наиболее существенный вклад в потепление планеты вносит именно человек. «Концентрации двуокиси углерода, метана и оксидов азота в атмосфере выросли до уровней, являющихся беспрецедентными по меньшей мере за последние 800 000 лет. Концентрации двуокиси углерода увеличились на 40% с доиндустриального периода, в первую очередь за счет выбросов от сжигания ископаемого топлива, и, во-вторых, за счет нетто-выбросов в результате изменений в землепользовании», — говорится в пятом докладе Межправительственной группы экспертов по изменению климата. Согласно последним данным, сохранение нынешнего уровня выбросов парниковых газов приведет к дальнейшему повышению температуры планеты. Ученые прогнозируют, что к концу XXI века средняя температура воздуха на планете будет на 4−4,5 градуса выше, чем в доиндустриальную эпоху, что сделает неизбежным подъем уровня мирового океана, разрушение морских экосистем, а вслед за этим — засухи и голод во всем мире. Зимы при этом никуда не денутся, где-то они даже станут холоднее. Поэтому экологи и климатологи забили тревогу и призвали мировое сообщество начать что-то делать по этому поводу. И что делать? Потепление — глобальная проблема, решать ее приходится сообща. Для «оценки состояния научно-технических и социально-экономических знаний об изменении климата, его причинах, потенциальных последствиях и стратегиях реагирования» в 1988 году была создана Межправительственная группа экспертов по изменению климата (МГЭИК), которая раз в несколько лет выпускает объемный доклад о текущем состоянии мирового климата, основанный на новейших научных данных. Группа призвана предоставлять мировом лидерам максимально сухие и объективные факты и давать общие рекомендации о том, что нужно делать по проблеме климата. Основная рекомендация — снижать выбросы парниковых газов. Чтобы предпринять какие-либо шаги, странам необходимо договориться о множестве вещей: как и за счет чего можно уменьшить выброс СО2, на сколько и какими темпами. Поэтому в 1992 году 195 государств из 197 (то есть, практически все государства мира) подписали Рамочную конвенцию ООН об изменении климата (РКИК) — документ, в общих чертах описывающий, как работать с климатической проблемой. Все подписавшиеся разделились на три категории: страны Приложения I, принявшие на себя особые обязательства по ограничению выбросов, страны Приложения II, принявшие особые обязательства финансового характера по помощи развивающимся странам и странам с переходной экономикой (включая помощь в разработке и внедрении экологически чистых технологий) и, наконец, развивающиеся страны, готовые принять деньги и потратить их на экологические цели. С тех пор страны-участницы уже более 22 лет ведут переговоры о том, кто и что должен сделать, чтобы соблюдать конвенцию. Ее особенность, как и всех последующих ключевых документов, в том, что она только очерчивает предполагаемые цели, но не дает механизмов их достижения. Наиболее важный из таких документов — принятый в 1997 году Киотский протокол, по которому страны первых двух категорий должны были принять конкретные количественные обязательства по снижению или ограничению антропогенных выбросов парниковых газов. Суть этих обязательств — суммарное сокращение выбросов на 5,2% в период 2008—2012 года по сравнению с уровнем 1990 года. Документ вступил в силу только в 2005 году и действует до 2020 года. Парижское соглашение, подписанное на 21-й конференции РКИК — новейший, но не последний этап переговоров по климату. Его основная цель — удержать повышение средней температуры на планете в рамках двух градусов по Цельсию к 2100 году. Соглашение приняли 194 страны, а ратифицировали — 117. России предстоит принять решение о ратификации до 2019 года. Кажется, что два градуса — не такая уж и большая разница в масштабах всего мира, но на самом деле она колоссальная, считает руководитель Центра экономики окружающей среды и природных ресурсов НИУ ВШЭ Георгий Сафонов. По его оценкам, при повышении температуры на два градуса 300 миллионов человек не смогут получить нормальный регулярный доступ к питьевой воде. А при трех градусах выше современной нормы количество таких людей достигнет трех миллиардов (то есть, почти половина населения планеты). Не менее важный документ — презентованный в 2014 году на очередной конференции ООН по климату доклад «Новая климатическая экономика». Что такое «новая климатическая экономика? Доклад «Новая климатическая экономика» был пподготовлен в 2005—2006 гг. международным коллективом авторов под руководством главы государственной экономической службы Великобритании Николаса Стерна. Его цель — оценить, какие финансово-экономические последствия влечет за собой изменение климата. Собственно, в этом документе и было сформулировано, что климатическая экономика — это экономика, учитывающая фактор глобального потепления. До этого считалось, что рост производства климату только вредит. В докладе проводилась мысль, что экономический рост не обязательно противоречит сохранению природы, для этого мировую экономику нужно просто перевести на «зеленые» рельсы, то есть, в первую очередь, сделать безуглеродным производство энергии. Доклад стал своего рода научным базисом для дальнейших споров о безуглеродной экономике. Значительное внимание составители доклада уделили энергетике. «Мы находимся в период беспрецедентного роста спроса на энергоносители. Использование энергии с 1990 года возросло на 50% и должны расти, чтобы поддерживать дальнейшее развитие. Чистый прирост произошел за счет стран, не входящих в ОЭСР, более чем половина — за счет Китая. Прогнозы прошлых лет не смогли предусмотреть столь серьезные сдвиги в мировой энергетике. Около 45 триллионов долларов будут необходимы в 2015—2030 годах для развития энергетической инфраструктуры. Крайне важно, как эти деньги будут расходоваться — будут созданы надежные, гибкие, умные энергетические системы или средства уйдут на загрязнение окружающей среды ископаемыми источниками», — говорится в докладе. Авторы утверждают: изменение климата воздействует на мировые рынки через широкий спектр факторов, включая и политические. Проблема прямо связана с качеством и даже ценой жизни людей, равноправием и справедливым распределением ущерба. Нужны срочные и жесткие меры по снижению выбросов парниковых газов, а также меры по адаптации к тому, чего избежать уже нельзя. Почему бы странам просто не выполнять условия соглашений по климату? Потому что сохранение природы — увы, не главная цель для государств, в отличие от заботы о собственных бюджетах. Никто не хочет остаться в проигрыше и слишком рисковать из-за перевода экономики на безуглеродные рельсы. «Есть много обид, экономических эмбарго, военных и политических конфликтов и много всего негативного. Именно поэтому большинство органов ООН, а они работают на консенсусной основе, работают так медленно. И каждый раз, когда страны разрабатывают тот или иной документ, они в буквальном смысле борются за формулировки», — говорит эксперт форума научный журналист Ангелина Давыдова. По ее словам, если бы никаких международных переговоров и соглашений по климату не было, к концу века температура на Земле поднялась на четыре градуса. Все обязательства, которые страны предоставили в рамках Парижского соглашения, выводят на траекторию в три градуса, что тоже недостаточно, но «по крайней мере человечество что-то делает». Другая линия конфликта, по мнению Давыдовой, пролегает между условно развитым и условно развивающимися странами. «Условно развитые страны говорят: «вот мы в последние годы так хорошо снижали выбросы парниковых газов, всему миру это надо делать». А развивающиеся страны говорят: «вы до этого времени успели загрязнить всю планету своими производствами, а теперь мы страдаем от этого. Поэтому у нас должны быть более легкие правила, и у нас должна быть уйма международных денег на то, чтобы снижать выбросы, потому что за нами будущее, у нас больше всего населения», — рассуждает журналист. Кроме того, цели, поставленные в Парижском соглашении, сами по себе трудновыполнимы. «Чтобы сдержать рост температуры, нужно снизить выбросы как минимум на 50% от текущего уровня. А для развитых стран стоит цель в 80% к 2050 году. Это колоссальный объем, и трудно представить, как это можно сделать. Какие тут могут быть варианты? Можно уйти в пещеры, ничего не сжигать, понизить уровень потребления. Но правильнее использовать технологии, которые увеличили бы благосостояние, повысили экономический рост ВВП и одновременно снизили бы выбросы», — объясняет Георгий Сафонов. Если не углеродная экономика, то какая? Сейчас мировая экономика построена на углеводородах — энергия добывается, главным образом, из угля, нефти и газа. Безуглеродная или «зеленая» энергетика — это энергетика на основе ветра, приливов, солнечной энергии и переработки биотоплива. Споры идут о том, какой вид топлива должен быть в приоритете. Несмотря на предупреждения экологов о том, что углеводородные виды топлива скоро закончатся и мир вынужден будет искать новые источники энергии, многие эксперты считают проблему не столь серьезной. «Если сжечь углерод, который у нас сейчас в виде топлива хранится под землей или под водой, то можно нагреть планету на два градуса еще примерно 35−60 раз», — предупреждает Георгий Сафонов. По мнению Ангелины Давыдовой, легче всего государствам отказаться от угля — он считается самым загрязняющим ископаемым. Количество угольных станций сокращается во многих странах, включая Китай и США. Нефть пока остается на устойчивых позициях, так как она используется, прежде всего, в транспорте, и до 2050 года глобальная транспортная система принципиально не изменится. «Понятно, что сейчас развиваются электрокары и гибридные автомобили, но в условиях потребления в том же Китае, странах Азии и Латинской Америки бензиновые автомобили люди будут покупать еще долго», — говорит эксперт. Отношение к газу у специалистов смешанное. Большинство считают его вариантом для переходного периода — газ будет использоваться в сочетании с возобновляемыми источниками энергии, и их доля должна расти. По мнению Георгия Сафонова, интересной альтернативой углеводородам могут стать газовые гидраты. Они есть повсюду и их запасы колоссальны. «Компании, владеющие этими ресурсами, рассматривают их, прежде всего, как свой актив. Например, Япония с 2017 года планирует ввести коммерчески выгодную технологию их добычи. Если мы узнаем, как дешево получать эти гидраты, то представьте, сколько их можно добыть и употребить», — считает эксперт. Что касается атомной энергетики, то, по его мнению, она будет долго занимать определенную долю рынка в тех странах, где она есть, но вряд ли эта доля сильно вырастет. Конечно, лучший для окружающей среды вариант — альтернативная энергетика. «Чтобы всерьез снизить выбросы и двигаться к цели в два градуса, нужно, чтобы на долю ввода новых мощностей на нефти и газе приходилось совсем немного, а остальное — на зеленые технологии, — говорит Сафонов, — и Международное энергетическое агентство сегодня ожидает снижения затрат на безуглеродные технологии. По солнечной электрогенерации — до уровня 2010 года, 77% сокращения затрат — к 2050. Как может оказаться конкурентоспособной газовая, угольная, атомная энергетика при том, что у новых источников падают затраты?» Яркий пример того, что мировые корпорации рассматривают «зеленую» энергетику как перспективную — созданная недавно Breakthrough Energy Coalition — объединение 28 крупнейших миллиардеров, включая Билла Гейтса, Джорджа Сороса, Марка Цукерберга и главу Alibaba Group Джека Ма, для инвестирования в «зеленые» технологии. «Количество патентов в зеленой энергетике, в чистых технологиях, значительно превышает сегодня традиционную энергетику. Многие страны хотят совсем отказаться от угля — Франция в 2023 году, Великобритания — в 2025, Канада и Финляндия в 2030 году. К 2050 году уголь не будут использовать вообще», — считает генеральный директор АНО «Центр экологических инвестиций» Михаил Юлкин. Так «зеленая» экономика выгодна? На этот счет нет единой точки зрения. Пока специалисты сходятся во мнении, что традиционная модель экономики, существующая сейчас — точно не самая выгодная. По оценке экономистов, если к концу века температура на Земле поднимется на 2,5 градуса по сравнению с доиндустриальной эпохой, это приведет к ежегодным потерям на уровне 2,5 триллионов долларов. Часть потерь будет связана с повышением уровня океана, другие — с экономическими последствиями засух и ураганов. «Если мы не будем ничего делать, то температура все равно будет меняться, — говорит Сафонов, — все прогнозы плохие. Просто одни не такие страшные, а другие реально ужасные. Если посчитать объем ущерба, который будет связан с климатическими изменениями, то он может достигать 20% глобального ВВП в год». Георгий Сафонов — участник научного проекта, в рамках которого ученые из 18 крупнейших стран и 30 научных центров, включая НИУ ВШЭ, попытались рассчитать модель экономики, которая бы не вредила климату. «Мы попытались использовать сложные макроэкономические модели — в каждой стране свою, чтобы смоделировать движение к цели в два градуса. Это оказалось почти невозможно. Для каждой страны есть только цель — сократить выбросы на 50% к 2030 году, но в цель два градуса они никак не уместятся», — рассказывает Сафонов. Также, по его словам, явный признак того, что компании уходят от традиционной энергетики — девистиции, то есть вывод инвестиций из этой сферы. В 2014 году объем девистиций составлял примерно полтриллиона, а в 2016 году — 3,4 триллиона долларов. «Это очень значимый процесс, хотя происходит он не везде. Наиболее активно — в Европе, Северной Америке, и Австралии. Пока это не очень заметно в странах Азии, в Китае, в Японии», — говорит Сафонов. Другой пример: в 2015 году европейские компании BG Group, BP, Eni, Shell, Statoil и Total для борьбы с вредными выбросами предложили ООН ввести плату за выбросы углерода — понятие такой платы как раз было сформулировано в докладе «Новая климатическая экономика». «Сегодня уже в 40 странах и в 20 субнациональных объединениях (провинция, город, регион, область) используют понятия углеродной цены для регулирования выбросов — это либо налог, либо квота, либо то и другое вместе взятое. Сегодня примерно 12% глобальных выбросов покрыто разными схемами углеродного регулирования. Прогнозируется, что к 2020 году ими будет покрыта четверть, к 2030 — половина выбросов», — говорит Сафонов. «Казалось бы, BG Group, BP, Eni, Shell — это крупнейшие нефтегазовые компании, они должны прежде всего противиться любым изменениям, связанным с покушением на их бизнес, то есть со всеми изменениями в области добычи ископаемого топлива. Но, тем не менее, эти компании хотят двигаться в сторону безуглеродной экономики. Как бы странно это не звучало, они являются самыми крупными инвесторами в возобновляемую энергетику», — уверен глава департамент по экологии, охране труда и промышленной безопасности компании РУСАЛ Алексей Спирин. Объяснение этого феномена вполне прагматичное — крупнейшие мировые нефтегазовые компании просто считают, что в будущем цена на ископаемое топливо начнет падать из-за падения спроса, так что упадет и их прибыль. Поэтому победит на рынке тот, кто займется развитием других видов бизнеса, начнет вкладывать в инновационные виды энергетики. Другое важное обстоятельство — цена солнечной электроэнергии, в 2016 году впервые в истории стала ниже, чем у электроэнергии, выработанной с помощью угля. Впрочем, другая часть экспертов считает, что крупнейшие мировые производители и экспортеры нефти и газа не подхватывают тренды, а задают их сами. То есть, будучи монополистами на рынке, вынуждают других переходить на «зеленую» энергетику. Готова ли к этому Россия? Для России ситуация с переговорами по климату имеет двоякий характер и несет большие риски. «С одной стороны — российская экономика сильно зависит от экспорта энергоресурсов. Для руководства страны и для бизнеса должна быть очевидна необходимость предпринимать какие-то шаги уже сейчас для того, чтобы не продавать в будущем никому ненужный товар. В противном случае мы лишимся значительной части своего бюджета», — считает Спирин. «По большому счету наше углеродное богатство завтра уже будет никому не нужно, — согласен генеральный директор АНО „Центр экологических инвестиций“ Михаил Юлкин, — Китай собирается в ближайшие годы в три раза сократить потребление угля, а эта страна сегодня является главным инвестором и хозяином возобновляемых источников энергии. К 2050 году он собирается быть полностью углеродонейтральным. Куда и кому мы будем продавать свои энергоресурсы?» В России, по оценке Министерства энергетики, объем инвестиций в сектор возобновляемых источников энергии до 2035 года составит 53 миллиарда долларов, то есть, по 3 миллиарда в год, что относительно немного. По мнению Ангелины Давыдовой, в России актуальна скорее проблема энергоэффективности. «В 2009 году вышел целый ряд российских исследований, которые подсчитали, сколько энергии теряется в России. Выяснилось, что у нас потенциал энергосбережения, например, 40%, а теряется в России столько энергии, сколько во Франции потребляется. Это, конечно, гигантская цифра, которая означает не только потерю денег в экономике, но и потерю конкурентоспособности для ряда российских товаров, потому что для их производства требуется больше энергии», — считает Давыдова. Большая проблема для светлого «зеленого» будущего и современная структура российской экономики: она в значительной степени наследница Советского Союза, когда она была сбалансирована большим промышленным производством, очень энергетически неэффективным. Соответственно, сейчас есть огромный запас неиспользуемых мощностей, и за них, в конечном счете, платит потребитель. «Дилемма известная: мы — это страна, которая живет на том, что дала ей природа, или же мы создаем новые технологии? Проблема в том, что бизнес и государство работают над этим раздельно. Связи промышленности и науки нет, как таковой. Мы, как компания, постоянно сталкиваемся с тем, что научные институты пытаются изобрести совершенно не то, что нам нужно, а мы даже не знаем об их существовании», — говорит генеральный директор ПАО «ЕвроСибЭнерго» Вячеслав Соломин. По его словам, российская промышленность в значительной степени основана на импортированных технологиях, при этом в энергетике даже импортировать технологию за деньги становится невозможно, так как ее просто не продают, поэтому многие ноу-хау в области новых материалов или нового оборудования приходится придумывать заново. «На рынке зеленой энергетики мы занимаем пока не очень высокую долю в инвестициях в инновации: 2,5%. Для сравнения, в США — 31%. Наша глобальная цель — повышение конкурентоспособности. Мир вступает в эпоху глобальных вызовов, переделов зон влияния. Соответственно, страны, которые будут придумывать правила игры, изобретать технологии — будут создавать и стоимость, будут в выигрыше по сравнению с другими. Это должно привести к конкурентоспособности как отдельного человека, так и нации в целом», — считает Соломин. По его мнению, единственная переспективная отрасль энергетики для России в ближайшей перспективе — гидроэнергетика. Но она требует дополнительного технологического импульса, так как большинство из неосвоенных гидроресурсов находятся далеко от центров потребления, поэтому сейчас имеющийся гидропотенциал невозможно освоить. Перспективные технологии в энергетике — это топливные элементы, высокоэффективные фотопреобразователи, использование кремниевых аккумуляторов большой мощности, материалы-сверхпроводники, газогидраты и замкнутый ядерный цикл. Кое-какие наработки есть и в области солнечной энергетики. Например, в 2014—2015 году в стране были введены в эксплуатацию СЭС в Оренбургской области, Башкортостане, Орске, Хакасии и Горном Алтае, Якутии и на Дальнем Востоке. Электростанции не слишком крупные. Скажем, Абаканская на 5,1 МВт, Переволоцкая в Оренбургской области — на 5 МВт, первая очередь Якутской в поселке Батагай — на 1 МВт. Правда, объекты успешно интегрируются в существующую энергосистему. Крупнейшие солнечные электростанции расположены в Крыму. Но по сравнению с общими объемами производства электроэнергии — 243,2 ГВт в 2016 году — это совсем немного. Общая мощность российских солнечных электростанций — всего 70 мегаватт, в то время как в Германии, считающейся лидером по производству солнечной электроэнергии, 8 мая 2016 года таким способом было выработано 55 ГВт электроэнергии — именно в этот день ее было произведено больше, чем израсходовали потребители, так что цены на нее на какое-то время стали отрицательными. В этом направлении ведутся и некоторые научные разработки. Например, в МГУ работает лаборатория, в которой создают гибкие солнечные панели. Лаборатория распределенного управления энергосетями по технологии Smart Grid есть в «Сколково». Некоторые шаги на встречу изменениям в глобальной энергетике происходят и на государственном уровне. Скажем, в 2009 году был принят закон об энергосбережении, который предписывал снизить энергопотребление к 2020 году на 40%. «Этот закон, скорее всего, не будет выполнен, потому что его приняли, не особо рассчитывая, откуда брать деньги», — считает Юлкин. Также в 2014 году правительству России было поручено обеспечить к 2020 году сокращение объема выбросов парниковых газов до уровня не более 75% от их объема в 1990 году. Но здесь также кроется подвох — выбросы Россией парниковых газов и так сокращались с 1990-го года, но не за счет намеренного их снижения, а за счет распада советской экономики. «Мы просто и не можем столько выбрасывать, сколько выбрасывал Советский Союз. Но мы пока не научились развиваться совсем без выбросов — пока экономика растет, выбросы растут вместе с ней. И падают они только тогда, когда экономика падает, к сожалению», — отмечает Юлкин. Как идти к «зеленой» энергетике? Как минимум, надо перестать поддерживать те отрасли, которые выбрасывают парниковые газы, считает он. «Если мы хотим выбросы углерода сократить, мы не должны платить тем, кто его выбрасывает. По данным МВФ, в целом по миру на поддержку традиционных энергетических отраслей расходуется примерно 6,5% мирового ВВП или около 5 триллионов долларов ежегодно. В России — примерно 12% российского ВВП — это тоже разного рода субсидии традиционной энергетике. Иногда слышу, что традиционная энергетика сама себя окупает, а „зеленая“ нет. При таких субсидиях конечно она сама себя окупает два раза», — уверен Юлкин. Этот тезис натыкается на возмущение представителей традиционной энергетики, которые утверждают, что в России — северной стране — без угля невозможно обойтись. Но, по мнению эксперта, угольщикам не нужно выделять субсидии, а выделять их лучше потребителям, чтобы они могли выбирать, у кого и что они покупают. «Надо поддерживать те инвестиции, которые идут в альтернативные сектора, но с этим у нас сложно — есть законодательство, которое вроде как поддерживает развитие возобновляемых источников энергии, но лучше бы оно никак не поддерживало, потому что если вам на строительство каждой новой „зеленой“ энергетической мощности нужно обязательно резервировать мощность „черную“, то вы никогда не построите „зеленую“ энергетику», — говорит Юлкин. Готова ли Россия к ратификации Парижского соглашения? Эксперты считают, что готова со значительными оговорками. «Россия предоставила к Парижскому соглашению следующую цифру: сокращение выбросов к 2030 году на 25−30% от уровня 1990 года. У нас уже сейчас выбросы примерно на уровне 30−31% от уровня 1990-го. В принципе речь идет о небольшом сокращении и сохранении на этом уровне, — говорит Михаил Юлкин, — но подобная политика вызывает критику, так как хотелось бы видеть у России более амбициозные цели. С другой стороны, есть мнение, что делать вообще ничего не надо. Но мир идет в направлении „зеленого“, низкоуглеродного развития. Выпадать из этого тренда не очень хорошо — слишком поздно можно будет спохватиться и потом заниматься наверстывающим развитием, вместо того, чтобы быть в авангарде».