«Россия богата изобретателями, а инноваторов не хватает»
Развитие технологического предпринимательства в России началось недавно — работающие с такими проектами венчурные фонды появились чуть более десятка лет назад. Но за эти годы произошел гигантский скачок в области доведения технологических инноваций до уровня успешного бизнеса. Есть ли у России шанс стать страной — производителем технологических новинок и что для этого нужно, нашему корреспонденту Ольге Кучеровой рассказывает президент Московской школы управления «Сколково» АНДРЕЙ ШАРОНОВ. — Есть ли вообще шанс и экономическая целесообразность в нынешних условиях в России создавать и выводить на рынок технологические новинки? — Создание инновационных продуктов и технологий — это всегда вопрос конкурентной среды. Человек по природе своей стремится к комфорту и не будет ничего менять, если нет необходимости — выживать, опережать конкурента. А в России конкуренция очень слабая — слишком много контролирует госсектор, много дотаций, конкуренция скорее не за потребителя, а в борьбе за господдержку. В итоге на рынке оказывается тот, кто ближе «к телу», а не тот, у кого соотношение цена–качество лучше. При отсутствии основного драйвера для развития инноваций — здоровой конкуренции — приходится инновационное развитие подстегивать, уговаривать, пряники сулить. — Но необходимость развивать технологическое предпринимательство в России есть? Или и так проживем? — Безусловно, есть. Российская экономика сейчас очень сильно зависит от цены и спроса на нефть, но «нефтяной век» рано или поздно закончится. Как говорится, «каменный век закончился не потому, что закончились камни». У нас есть, конечно, и другие сферы, где мы сильны и можем продукцию экспортировать: программное обеспечение, вооружения, зерно, продукты питания, но этого мало. Мы должны стремиться производить инновационные продукты, которые будут покупаться во всем мире. — А они будут покупаться-то? На Западе же разработка и внедрение инновационных продуктов лучше поставлены, чем у нас, у них своих новинок хватает... — Любые инновации международны, страновая принадлежность тут не важна. Покупатель, например, в Германии купит то, что лучше удовлетворяет его потребности, вне зависимости от того, где это произведено. Если это на самом деле инновация — будут покупать. — Но пока мы мало создаем технологических новинок, это пока единичные случаи? — Конечно, мало, но больше, чем мы привыкли думать. Мало кто знает, что в автомобилях и телефонах есть детали, разработанные российскими специалистами, в IT-области мы достаточно сильны. — Что нужно сделать, чтобы их стало больше? Что, кроме отсутствия конкуренции, мешает развитию технологического предпринимательства у нас в стране? — Я бы сказал, что наша главная проблема — в венчурном бизнесе. Мы не до конца понимаем, как это действует, и зачастую требуем невозможного. Нет понимания того, что из 100 проектов, в которые вкладывается венчурный фонд, 90% скорее всего прогорят, но прибыль, полученная от оставшихся 10%, с лихвой окупит все издержки. Это может не так четко работать на малых числах, но если инвестировать в 5 тыс. венчурных проектов, точно получишь отдачу. Вторая проблема — скорее юридическая. У нас венчурный бизнес просто зарегулирован, предпринимателям приходится объяснять Счетной палате, прокуратуре, фискальным органам, куда потрачены бюджетные деньги и почему проект не сработал. Получается, что человек должен оправдываться и доказывать, что он не украл данные ему деньги, а просто его идея оказалась не такой успешной, как все думали. Конечно, задача фондов и институтов поддержки — сделать все, чтобы стартапов, которые не выстрелили, было как можно меньше, но этого пока не добился ни один самый успешный частный фонд. — В России есть венчурные фонды? Они менее эффективно работают? — Я бы сказал, что за последние 10–12 лет — с момента, когда появилась Российская венчурная компания (РВК), мы совершили настоящий прорыв в области поддержки инноваций через венчурные фонды. РВК тогда стала фондом для фондов, поддержала частные венчурные фонды, уже пытавшиеся работать на рынке. Кстати, в ней были и специалисты из Sitra и Yozma, то есть мы опирались на самый успешный западный опыт. — Какое, по вашему мнению, должно быть соотношение частного и государственного капитала в венчурных фондах? — Государственных денег должно быть меньше 50%, так, кстати, было и в проектах, которые поддерживала РВК. В результате удалось простимулировать предпринимателей господдержкой, это всколыхнуло рынок инноваций, дало стимул к технологическому предпринимательству. В этой области успешно работают и «Роснано», и Фонд развития интернет-инициатив (ФРИИ), и многие технопарки, которые поддерживают стартапы, и не только инновационные. — Где сейчас в России, на ваш взгляд, главным образом рождаются технологические инновации: в «гаражной экономике» или в R&D-отделах крупных корпораций? — Я бы не стал противопоставлять эти два источника: у крупных корпораций больше финансовых и технологических ресурсов, зато в «гаражном бизнесе» на порядок больше идей. Самые успешные и перспективные стартапы скупают крупные корпорации. Они постоянно «рыщут» по рынку в поисках прорывных изобретений, которые могут помочь им в борьбе с конкурентами или сами составить конкуренцию. Рынку нужно и то, и другое. «Гаражные разработки», многочисленные стартапы дают необходимую питательную среду, из которой вырастают настоящие инновации. Но от изобретения до настоящего продукта, который нравится потребителю, очень далеко. У нас в стране традиционно было все хорошо с изобретателями, но не очень хорошо с инноваторами. Характерный пример — изобретение радио Александром Поповым, который был физиком, но не предпринимателем. Поэтому на Западе принято считать, что радио изобрел итальянец Гульельмо Маркони, который смог заинтересовать своей разработкой достаточно широкую аудиторию. — Что нужно сделать, чтобы ситуация изменилась? Есть ли какие-то специальные обучающие курсы или программы для топ-менеджеров, которые могли бы доводить наши изобретения до уровня успешного, возможно, даже международного, бизнеса? — У нас в бизнес-школе «Сколково» есть 9-недельная программа «Стартап Академия», нацеленная как раз на обучение предпринимателей, которым нужно вывести на рынок новинку. — Есть ли примеры успешного вывода на рынок высокотехнологичного проекта выпускниками школы? — Могу привести сравнительно недавний пример: Алексей Нехаев, выпускник программы Executive MBA-4 нашей школы, вместе с молодыми учеными, в том числе из МГТУ имени Баумана, основал компанию VisionLabs и вывел на рынок принципиально новую высокоточную платформу распознавания лиц — VisionLabs LUNA. С ее помощью можно анализировать фото- и видеоматериалы и сравнивать их с многомиллионными базами данных. VisionLabs уже получила в качестве партнеров такие компании, как Intel, Cisco, Facebook и Google. Это заметили венчурные фонды — этим летом фонд АФК «Система» — Sistema Venture Capital — проинвестировал в VisionLabs 350 млн рублей, что позволило оценить сам бизнес в 1,4 млрд рублей. Это пример очень успешного взаимодействия разработчиков и венчурных фондов и доказательство того, что реальная инновационная технология быстро находит своего потребителя: и на российском рынке, и за рубежом. — Получается, у России все-таки есть шанс со временем экспортировать не только нефть и зерно, но и технологические новинки? — Я оптимист, я верю в это. У нас есть та самая «питательная среда», в которой могут рождаться инновации. В России хорошая школа — мы не разучились взращивать «яйцеголовых». Доказательством тому может служить большое количество наших соотечественников — победителей школьных и университетских международных олимпиад или тех, кто работает в крупных зарубежных высокотехнологичных компаниях. У нас есть достаточно эффективная система государственной поддержки инноваций, которую нужно сохранить. Нужно совершенствовать законодательство, регулирующее венчурные инвестиции, нужно менять менталитет, отношение к венчурному бизнесу. Ну и, конечно, нужно создавать более открытое общество, нормальную конкурентную среду. Когда создание инноваций станет вопросом жизни и смерти для бизнеса, их станет значительно больше.
