Искусственному интеллекту рано тягаться с Арнольдом Шварценеггером
Проекты в области искусственного интеллекта, похоже, превращают в золото всё, чего касаются. Компании, связанные с ИИ, оцениваются в сотни миллиардов долларов, таща за собой фондовые рынки до исторических максимумов. Заявление о партнёрстве с лидером отрасли способно увеличить капитализацию любой технологической компании.
Ощущение, словно ожил древний миф о царе Мидасе, всё превращавшем в золото. Мир жаждет очередной сверхтехнологии, забыв, как недавно носился, например, с наноботами, не осознавая потенциальных рисков.
Как и многие технологические прорывы, бум ИИ начался со всеобщего восторга. Его влияние на людей сравнимо с изобретением электричества, а для заработка достаточно купить правильные акции. Однако за энтузиазмом уже наметилась тревога инвесторов.
Цифры не сходятся, рыночная стоимость компаний растёт быстрее, чем их реальная производительность и доходы. Лидеры индустрии генерируют миллиардную выручку за счёт потребительских продуктов, но при этом несут колоссальные операционные убытки в те же миллиарды долларов в год. Бизнес-модель строится на долгах и сложных взаимных сделках с партнёрами-поставщиками. Рынок работает не на прибыли, а на вере в светлое технологическое будущее.
Экономист Юрий Горохов рассказал, что ИИ отнюдь не просто «облачный сервис», как это представляется пользователям:
– Это, на самом деле, довольно-таки тяжёлая индустрия, требующая ресурсов. Например – строительства дата-центров, для чего нужны и бетон, и металлы, и электроэнергия. Масштаб контрактов исчисляется триллионами долларов, что сравнимо с ВВП крупных стран. Соглашения касаются планов по созданию вычислительных мощностей, эквивалентных по цене десяткам атомных реакторов.
Но всех необходимых мощностей пока нет. Есть проекты на десятилетие вперёд. Компании берут на себя огромные обязательства, не имея пока никакой прибыли.
Финансирование происходит по замкнутой схеме. Производители чипов инвестируют в стартапы ИИ, которые закупают у них же оборудование на миллиарды. Это всё напоминает финансовые пирамиды конца 1990-х. Поставщики и заказчики искусственно завышали оценки друг друга. Капиталы при этом движутся, заставляя многих приобщаться к ИИ, чтобы не отстать. Инвесторы боятся и упустить прибыль, и переплатить.
«СП»: Так это «пузырь» или новая индустриальная революция?
– Пока трудно сказать. Пузырь, если реальный спрос на вычисления не оправдает масштаб вложений. Если же ИИ создаст новые цепочки стоимости, то революция. Случилось же это с электричеством и интернетом. Пока производительность растёт медленнее, чем затраты на инфраструктуру.
С одной стороны, ИИ – это реальные мощности, повышающие эффективность в ключевых отраслях. Венчурное финансирование растёт, всё новые возможности для инвесторов. У ИИ есть эффект масштаба – чем больше данных и мощностей, тем лучше модели и потенциально выше маржа.
Но концентрация капитала чрезмерная. Почти половина мировых венчурных инвестиций уходит в ИИ. Связь между оценкой и прибылью разорвана. Замкнутые схемы инвестирования искажают реальную картину. Деньги идут в гигантские проекты, обходя инновационные стартапы, как более рискованные.
«СП»: Рынок балансирует на грани. Пока выручка и прибыль растут – это развитие. Когда же останутся только ожидания, начинается перегрев.
– История учит нас, что технология может победить, а инвесторы – проиграть. Был же крах интернет-компаний, так называемых дот-комов, в нулевые. Интернет не исчез, а наоборот стал дешевле и доступнее. Разорились компании, строившие инфраструктуру, а гиганты вроде Google и Apple заработали на обесценившихся мощностях.
Или ранее, в XIX веке, железнодорожный бум. Инфраструктура осталась, хотя сотни компаний-строителей обанкротились. Произошла революция в логистике, но некоторые инвесторы пали её жертвой. В общем, во время эйфории чаще всего переплачивают те, кто «строит магистрали». Выигрывают же умеющие превратить эти дороги в стабильный денежный поток.
«СП»: Кто сейчас вкладывается в ИИ?
– Венчурные фонды, крупные технологические корпорации, например, производители чипов, софта, облачных услуг, частные инвесторы и даже целые государства. А ещё происходят взаимные инвестиции внутри системы, когда поставщик оборудования финансирует своего же крупного клиента.
«СП»: В чем основные риски?
– В разрыве между оценками рынка и реальным финансовым положением. Возможна циркуляция денег внутри узкого круга, создающая иллюзию спроса. Опасна концентрация капитала в масштабных проектах в ущерб небольшим инновациям, то есть гигантомания.
Ещё могут возникнуть ресурсные ограничения, нехватка энергии и производственных мощностей. И есть риск того, что рост производительности от внедрения ИИ не успеет за затратами.
«СП: Есть ли у нас в России на государственном уровне понимание того, зачем нужен ИИ?
– Вообще-то в России формально принята «Национальная стратегия развития искусственного интеллекта до 2030 года». В ней определены приоритеты внедрения ИИ. Это здравоохранение, транспорт, сельское хозяйство, промышленность, умный город, безопасность и другие. Цели амбициозные – вхождение в число мировых лидеров. Однако между принятой стратегией и практикой использования в реальном секторе экономики есть разрыв.
«СП»: Как скоро ИИ начнет обслуживать ключевые отрасли? Не торопимся ли мы?
– Цикл внедрения фундаментальных технологий всегда длиннее, чем предполагается. Пока что ИИ эффективен в точечных задачах анализа данных, генерации текстов или программного кода, изображений и видео. Полномасштабная интеграция в процессы экономики, промышленности и ВПК, где требуются высочайшая надёжность и ответственность, займёт, вероятно, годы. Мы находимся в начале долгого пути, а рынок уже оценивает ИИ как завершённую революцию, – считает эксперт...
Между тем начали падать акции компаний технологического сектора. Например, гигант Nvidia потерял около 4%, его конкурент AMD порядка 3%. Упали также акции Samsung, SK Hynix, Microsoft.
Нам памятен технологический бум, управляемый сверху. В конце нулевых была создана госкорпорация «Роснано» с огромным бюджетом, объявлен национальный проект. Что-то построили, поддержали стартапы. Однако результаты оказались не ха-ха. Были провальные проекты, на мировой уровень никто не вышел. Однако сами нанотехнологии не исчезли, они просто исчерпали себя, как модный бренд.
Кстати, в США лет за десять до нашего «Роснано» был запущен масштабный государственный проект «Национальная нанотехнологическая инициатива» (NNI). На его развитие за два десятилетия было направлено около 40 млрд долларов. Учёные и маркетологи рисовали смелые футуристические картины, про «наноботов-врачей», например. Или про «молекулярные фабрики», на которых крошечные устройства могли бы, подобно живым клеткам, собирать из отдельных атомов и молекул всё, что угодно.
Пока заявленных результатов нет. Если они и будут, то не совсем такие, как нам представляется. Одна из причин – другие законы физики в микромире. Ведь там даже сталь становится гибкой и пластичной, как сливочное масло. Так что наноботы, скорее всего, будут больше похожи не на Т-800 в исполнении Арнольда Шварценеггера, а на жидкий Т-1000, способный менять форму.