Режиссёр спектакля «Красавец мужчина» Вячеслав Сорокин: «В Курске зритель родной»

«Красавец мужчина» — первая долгожданная премьера 233-его театрального сезоне в Курском драмтеатре и первая премьера 2025 года. Спектакль по пьесе яркого представителя русской драматургии А. Н. Островского поставил Вячеслав Николаевич Сорокин, режиссер из Москвы, который давно знаком курским театралам по таким работам как «Саня, Ваня, с ними Римас», «Доктор философии», «Старший сын» и другим спектаклям, полюбившимся зрителю. С Вячеславом Николаевичем мы обсудили его седьмую работу для курской сцены — мелодраму «Красавец мужчина». — Вы работали ранее с пьесами Островского? Каково было вернуться к столь значимому для русской драматургии автору? — Удалось поработать над очень непростой и интересной пьесой «Волки и овцы». Я очень долго шёл к текстам Островского, действительно боялся, поэтому первое близкое и серьезное знакомство произошло около трёх лет назад. «Красавец мужчина» не стал исключением. Начинал так же с опаской, понимая степень ответственности. Драматургия Островского, которого называют русским Шекспиром, ставилась и будет ставиться, это космос, который за внешним бытом таит серьезные человеческие перипетии и страсти. Стояла непростая задача совместить эту форму бытового, в хорошем смысле, театра с подробностями и деталями места, времени, обстоятельств, характеров в текстах Островского. Пьеса «Красавец мужчина» стоит особняком во всем многообразии творчества Александра Николаевича. Он писал её как некий эксперимент водевильного характера, хотя на самом деле там происходят драматические события. — «Красавца мужчину» ведь и вправду чаще ставят как комедию. Почему Ваш выбор пал на жанр мелодрамы? — Выбор в пользу комедии очевиден, так написал сам Островский. Но пьеса отражает настолько непростые семейные отношения, которые, как правило, рассматриваются через призму жанра мелодрамы. Драматизм заложен в текст «Красавца мужчины». В мелодраме всегда есть злодей, в нашем случае он же и герой. В этом жанры и перекликаются. Однако в драме обычно повествование заканчивается не совсем хорошо, но Александр Николаевич в финале «Красавца мужчины» ставит многоточие, что дает нам надежду на осознание собственной вины Аполлоном. — Ведь действительно, в Вашей постановке в грандиозном провале Аполлона нет ничего смешного, что особенно заметно на контрасте с комичными сценами с участием Оболдуевой. Мы видим, как Окоемов лишается всего. Означает ли это, что так Вы хотели оставить в сердцах зрителей место для прощения Аполлона? — Я отталкиваюсь от материала, стараюсь правильно понять Островского. Сцена с Оболдуевой написана гротесково и комично, а финальные сцены, посвященные отношениям Окоемова и Зои, близятся к трагедийным мотивам — такое тесное соседство полярных настроений. В этом и прелесть материала: здесь рушатся жизни под гнетом предательства, а в шаге пляшут на костях. Заметьте, как интересно действует Островский: после полученного удара Зоя исчезает для нас, её просто нет, пока Окоемов продолжает суетиться о своем беззаботном будущем и даже не думает о ней. Зоя появляется как спасение, как символ настоящей любви, когда Аполлон попадает в капкан и получает расплату за содеянное. В разговоре с артистами звучало: «Мы бы не простили. Как?». — Как Вы думаете, таких женщин как Зоя, много и по сей день? — Я думаю, они есть. Это в менталитете, в крови у русской женщины. Это наши корни — страдать, жалеть, спасать. Не раз этот мотив встречается у русских классиков, можем вспомнить множество таких героев. Милосердие — часть нашей культуры. — Премьеру мелодрамы пришлось значительно отложить в связи с обстановкой в Курской области. Переживали по этому поводу? Как это сказалось на рабочем процессе? — Конечно, были переживания. Выстроена система репетиций, ритм работы, наконец, мы подходим к черте результата, артисты набрали нужный темп и вдруг… Все процессы останавливаются. Работу возобновляли, но в силу профессионализма труппы мы вспоминали материал после перерыва не так долго и сложно. Желание, заряд, настрой у актеров сохранился. Что у нас получилось, уже можно увидеть на сцене. — Были переживания и на тему сложности материала, и по причине отложенной премьеры. Сейчас, когда первые зрители уже увидели спектакль, стало спокойнее? — Нет… После любой премьеры я ощущаю некоторое опустошение, словно я что-то потерял, словно вырастил ребенка и отправляю его во взрослую, самостоятельную жизнь. Я верю, что все будет замечательно, потому что я люблю этих артистов, уверен в их силах. Но все равно отрываю часть себя. Грустно. — Вы упомянули, что любите артистов курской труппы. Наверное, неспроста. «Красавец мужчина» - Ваш седьмой спектакль для Курского театра. Все еще удается по-новому раскрывать для себя актеров? — Я приезжаю в Курск в течение десяти лет. Мне всегда с ними интересно. Потенциал актеров раскрывается с каждым разом всё больше и больше. Наше взаимопонимание для меня дорого. В работе над каждым спектаклем мы находим новые точки соприкосновения, отыскиваем новые грани их актерского таланта. Особенно это касается таких классических пьес как «Красавец мужчина». Остальное скажет зритель. — Вы наблюдаете за реакцией зрителя? — Безусловно. Бывает, что подмечаю для себя нечто неожиданное. На этот раз уже посмотрел два спектакля: сдачу и премьеру. Абсолютно разные залы. Реакция иногда не просто не совпадала, была совсем другой. Там, где одни сдерживаются, другие аплодируют. Кстати, еще одна причина отказаться от жанра комедии — зрители будут ждать юмора, настраиваться на смех, чего в чистом виде в «Красавце мужчине» не получат. Часто люди идут именно на жанр. — За годы сотрудничества с Курским театром Вам удалось приблизиться к пониманию курского зрителя? Сложился образ? — Образ сложился, но ведь за десять лет он тоже менялся. Есть такое понятие «благодарный зритель». В Курске он не просто благодарный. Куряне любят театр и тепло принимают постановки. Здесь зритель редко скажет, если спектакль откровенно пришелся не по душе, здесь зритель простит. Но это совсем не значит, что мы вправе пользоваться этим и идти на эксперименты. Мы должны оставаться такими же честными в отношениях со зрителями, с материалом, с самими собой. Курский театр не первое десятилетие живет со своими понимающими и добрыми душой зрителями во взаимной, трогательной и трепетной любви. Это уникально, сколько бы спектаклей я здесь ни посмотрел, всегда еще до закрытия занавеса люди встают, аплодируя. Далеко не в каждом театре такое возможно… Своеобразное братство душ, ведь без зрителя мы не можем существовать. В Курске зритель родной.