Ресурс Грефа. Бывший IT-директор Сбербанка Виктор Орловский покоряет Кремниевую долину

В 1812 году Российско-американская компания основала Форт Росс, русскую крепость в Северной Калифорнии, в 140 км от Сан-Франциско. Поселение, просуществовавшее до 1841 года (сейчас это исторический парк), использовалось для торговли пушниной и продуктового снабжения Аляски и было самой южной российской колонией в Северной Америке. Спустя 205 лет Калифорнию, а вернее Кремниевую долину, что в 60 км южнее Сан-Франциско, осваивает другой FortRoss с российскими корнями — венчурная компания под управлением Виктора Орловского. Орловский пришел в Сбербанк в 2008 году из IBM (ему тогда было 34 года), до этого он занимал высокие позиции в Альфа-Банке и ABN Amro. В Сбербанке он стал ответственным за программу IT-трансформации. «Тогда в банке не было даже такого блока, как IT. В моем подчинении было 120 человек, а остальные 15 000 работали в нескольких десятках территориальных банков, и кроме юридической структуры их ничто не объединяло», — вспоминает Орловский. Имея опыт аналогичной, но значительно менее масштабной трансформации в Альфа-Банке, он уже знал, что такое централизация. Начали с фронт-офиса, а именно введения единого счета, чтобы клиентам банка не нужно было открывать несколько счетов в разных территориальных подразделениях Сбербанка. Также были централизованы CRM, выпуск карт, процессинг. С бэк-офисом оказалось намного сложнее, в «зоопарке систем», по словам Орловского, только клиентских баз данных было около 75 000. «Мы хотели сделать косметический ремонт, но пришлось cрыть все, включая фундамент, при этом в доме продолжало проживать 100 млн клиентов», — рассказывает Орловский. Процесс изменений начался в 2009 году, и к 2013 году, с опозданием на год, программа централизации была внедрена. Это были беспрецедентные сроки, считает Орловский, он оценивает пятилетний бюджет программы в $4 млрд. Попутно у Сбербанка появились онлайн-банк, мобильный банк, кредитные карты, CRM, кол-центр, центр обработки данных, «Сбербанк тех» и «Сбербанк сервис». За пять лет была проделана большая работа, но Орловский не учел нагрузку на новую платформу. «В Сбербанке тогда совершалось до 350 млн транзакций в сутки, из них до 40 млн — в онлайн-режиме, ни одна система на тот момент времени не могла работать с такой нагрузкой, платформа Сбербанка трещала по швам», — вспоминает он. В 2012 году в Сбербанке прошла череда крупных сбоев. Шестого июля процессинг стоял полтора часа, и об этом узнала вся страна, включая ее руководство, которому Орловскому пришлось прояснять ситуацию по средствам спецсвязи. «Кроме как написать заявление об уходе, выхода не было. Герман Оскарович заявление не принял, но я понял, что мои дни в IT сочтены, я считал себя очень виноватым и переживал», — вспоминает Орловский. Греф не стал увольнять Орловского, а назначил его старшим вице-президентом Сбербанка по цифровому бизнесу, и теперь ему подчинялось уже не 15 000 сотрудников, а два. Орловский начал разрабатывать дополнительные сервисы для клиентов, основываясь на обработке больших массивов данных, ведь Сбербанк знает о клиенте больше, чем Google. За два года на этой позиции Орловский проинвестировал средства Сбербанка в восемь технологических компаний, которые делились с банком своими разработками. Сейчас, спустя четыре года, Орловский оценивает цифровой бизнес Сбербанка в миллиарды долларов. В августе 2017-го, например, банк объявил, что инвестирует в платформу электронной торговли на базе «Яндекс.Маркет» 30 млрд рублей. Именно в тот период Орловский понял, что хочет заниматься венчурным бизнесом: «Я изобретатель, люблю эксперименты, не могу жить без изменений и нахожу нестандартные инновационные решения — я не могу изобрести чемодан или колесо, но могу прикрутить колеса к чемодану». Венчурный фонд SBT Venture Fund I объемом $100 млн и его управляющую компанию SBT Venture Capital (позже переименованную в MoneyTime, а затем в FortRoss Ventures) госбанк создал в 2013 году. Сбербанк сделал эту компанию независимой, так как корпоративным фондам сложнее добраться до лучших сделок и скорость принятия решений у них гораздо ниже, объясняет Орловский. Спустя какое-то время он сам вызвался руководить фондом. Греф согласился, но при условии, что Орловский вложит в проект личные деньги. «Распоряжаться деньгами банка все умеют, а я хочу, чтобы ты зарабатывал и терял вместе с нами, относился к этим деньгам как к своим», — вспоминает Орловский пожелания Грефа. В итоге около 90% средств фонда — это деньги госбанка, остальное — деньги Орловского и Якова Нахмановича, генерального партнера FortRoss Ventures. В июле 2015 года Орловский покинул Сбербанк. «Я понял, что в новой роли смогу принести больше пользы как банку, так и себе. Также это большой вызов — начать заниматься инвестиционной деятельностью, к которой я никогда раньше не имел отношения. Но главное, я хотел выйти из фантастической зоны комфорта, в которой находятся все топ-менеджеры Сбербанка», — делится Орловский. Трансформация из функционера одного из крупнейших банков мира в простого венчурного капиталиста происходит непросто. «Здесь я никто, и звать меня никак, для местного сообщества я ничего не достиг. Я все начинаю заново», — признается Орловский. Переехав летом 2016 года с женой и пятью детьми в один из городков Кремниевой долины, он теперь работает из домашнего офиса (также у фонда есть офис на University Avenue в Пало-Алто), а встречи назначает поблизости — в кофешопе Peet’s Coffee, демократичной калифорнийской сети, где собственноручно заказывает капучино на кассе. «Слон учится быть единорогом», — смеется он. В октябре 2017-го FortRoss Ventures объявила о запуске SBT Venture Fund II объемом $75 млн, до конца года его размер должен достичь $200 млн. В отличие от SBT Venture Fund I, проинвестировавшего уже в 11 компаний, доля инвестиций Сбербанка во втором фонде ниже 20% (точная доля не раскрывается). «Мы уникальны тем, что мы абсолютно независимый венчурный фонд, но при этом с корпоративными деньгами, — говорит Орловский. — При этом Сбербанк — это самая большая, но не единственная корпорация, которая с нами работает». Таких корпораций несколько, но их точное число и названия Орловский озвучить не может, говорит лишь, что среди них нет государственных. Средний чек — $7 млн, инвесторы в основном российские. Как выстроены отношения со Сбербанком? Банк предоставляет весь свой ресурс R&D для due diligence и проработки инвестиционных проектов. Сбербанк тратит около $40 млн в год на специалистов, которые работают в исследовательских лабораториях, и их эксклюзивной экспертизой может пользоваться FortRoss. Ни у одного фонда в мире нет таких компетенций, уверен Орловский. Топ-менеджеры Сбербанка по-прежнему вовлечены в деятельность FortRoss Ventures. Первый зампред Лев Хасис состоит в инвесткомитете первого фонда и еженедельно общается с Орловским, общение с Грефом происходит чуть реже. Кроме того, Сбербанк помогает в тиражировании и распространении продуктов и услуг тех стартапов, в которые инвестирует FortRoss. Например, компания GridGain благодаря Сбербанку получила в клиенты еще 20 финансовых институтов за пределами России. Этот стартап разрабатывает софт для переноса вычислений в оперативную память компьютера. Фонд SBT Venture Fund I совместно со Сбербанком вложил в него $8 млн в 2016 году, сделку анонсировал Греф на Гайдаровском форуме. А еще Сбербанк может помочь с выходом из сделок, благодаря связям банка FortRoss имеет возможность продавать стартапы, рассказывает Орловский. SBT Venture Fund I стал акционером Uber (Орловский называет долю «крошечной»). По словам Орловского, именно Сбербанк помог Uber состояться на российском рынке. «Однажды Каланик [Трэвис, основатель Uber] на закрытом мероприятии с инвесторами и прессой в Сан-Франциско привел в пример Сбербанк и его СEO Германа Грефа: ни с одним банком мира Uber не достиг такого синергетического эффекта. И для меня это было вау! Значит, мы что-то умеем», — рассказывает Орловский, присутствовавший на этой встрече. Сейчас FortRoss, зарегистрированный на Каймановых островах, работает в США, России и Израиле. Специализация компании — проекты в области искусственного интеллекта, интернета вещей, облачных технологий, финтеха и маркетплейсов. Интернет вещей — это многочисленные датчики, объединенные в единую систему, не только «умный дом», но и «умное все», объясняет Орловский. «В этом помещении куча датчиков и камер, — говорит Орловский, оглядывая кофейню. — Но они пока не соединены друг с другом. В интернете вещей этих датчиков становится все больше, они учатся взаимодействовать друг с другом, говорить на одном языке, отдавать данные, которые помогают делать выводы и принимать решения». Самолет Boeing-787 за четыре часа полета собирает структурированных данных на 20 терабайт. «Это кафе превратится в Boeing-787 всего через пять-семь лет, здесь все будет в датчиках — например, кофе закончился, датчик передал эту информацию, подходит официант и подливает», — предсказывает Орловский. FortRoss, в частности, вкладывает в программное обеспечение, которое всю эту информацию будет обрабатывать. Фонд работает по принятой схеме: комиссия за управление — 20% от стоимости активов, плата за успех — 2% от прибыли. «Практически все деньги уходят на содержание команды и поиск и закрытие сделок, я почти ничего не зарабатываю и не шикую. Даже по маршруту Сан-Франциско — Москва летаю экономклассом», — говорит Орловский. Единственное, что омрачает венчурные будни, — это антироссийские санкции и совершенно неприемлемый фон в прессе, признается Орловский. Например, FortRoss сложно открыть счет в банке и взаимодействовать с некоторыми фондами. «Юридически мы ничего не нарушаем, но, когда я прихожу в банк открыть счет, мне не могут объяснить, почему они не могут этого сделать», — делится Орловский. FortRoss провел полный юридический аудит фондов и всех партнеров, подтвердивший полное соответствие санкционному законодательству. Тем не менее этого банкам недостаточно. В итоге счет открыл один из банков, специализирующихся на обслуживании венчурной отрасли. Но санкции почти никак не мешают работе со стартапами, которые по природе своей привыкли к высоким рискам и поискам серых ниш, отмечает Орловский. Стартапы приходят в фонд несколькими путями — благодаря нетворкингу в США и Израиле с другими венчурными фондами, который Орловский и его партнеры сейчас активно выстраивают, через связи и репутацию Сбербанка — Греф берет Орловского на все встречи, когда приезжает в долину, а также через связи с большими корпорациями типа IBM и Oracle. Также FortRoss проводит собственные исследования, чтобы составить шорт-лист из 10–20 наиболее интересных компаний. Из них фонд выберет пять лучших в каждой области, куда вначале приведет Сбербанк как клиента, и если они понравятся друг другу, а результаты исследований и пилотов в Сбербанке дадут плоды, то начнется разговор об инвестициях. В планы Орловского входит запустить через два-три года третий фонд, куда будут привлекаться инвесторы из Китая и с Ближнего Востока. Денег Сбербанка там уже может и не быть. Читайте также Родина «единорогов»: как компания растит проекты стоимостью более $1 млрд Защитник капитала. Как Сергей Котляренко управляет деньгами сильных и богатых